Голландия, богатейшая страна Европы той эпохи, славившаяся развитой промышленностью и торговлей, отнюдь не была для тогдашних россиян неизвестной. Голландские купцы держали в своих руках большую часть русской внешней торговли и были частыми гостями в Архангельске, единственном тогда морском порту России. Голландские корабелы работали на воронежских верфях ещё при царе Алексее Михайловиче; именно они в 1669 году построили первый российский парусный корабль западноевропейского типа «Орёл». Да и сам юный Пётр познавал тонкости разных ремёсел зачастую у мастеров из Голландии. Кстати, у них он выучился и голландскому языку — единственному иностранному, который узнал хорошо. Когда царь ездил на Белое море, приятельствовал там чаще всего с голландскими моряками. Наконец, из этой страны был родом тогдашний друг и соратник Петра Франц Лефорт, который убедил его отправиться учиться основам кораблестроения именно в Нидерланды. Тогда их тоже в России звали по имени «главной» провинции — Голландия. И вот в конце 1696 года Пётр решил наконец отправиться на экскурсию в желанную страну, но — как бы инкогнито, чтобы никто, ни свои, ни чужие, не мешали ему навязчивыми протокольными тонкостями погружаться в морскую тему.
Подобных неофициальных визитов за границу никто из русских монархов прежде никогда не совершал, и потому решено было обставить его как русское посольство, главной задачей которого объявлялось создание коалиции европейских держав для продолжения борьбы с Османской империей. Кроме того, послы должны были нанять специалистов в самых разных областях на русскую службу, закупить стрелковое оружие, а также пристроить для обучения военно-морским знаниям группу молодых дворян. В результате многомесячной подготовки на всех уровнях вояж превратился в небывалое по масштабам в отечественной истории дипломатическое мероприятие. Посольство получило название великого, поскольку вместе с охраной его численность превысила 250 человек, а обоз насчитывал тысячу саней. В посольской обслуге были священники и лекари, повара и хлебники, и даже четыре карла для увеселения послов. Самих послов было трое: уже упомянутый генерал-адмирал Франц Лефорт, генерал Фёдор Головин и думный дьяк Прокофий Возницын. Царь Пётр среди высоких послов, разумеется, не назывался. Зато в числе 35 волонтёров, отправлявшихся для обучения, значился десятник Пётр Михайлов. Десятником именовался небольшой начальник, имевший десять подчинённых. Для пущей маскировки царь взял себе народную фамилию — без отчества, полагавшегося только знатным россиянам. Впрочем, в такой скрытности не было особого смысла. Царя сразу узнавали по выдающейся внешности: прежде всего, рост 2,04 метра, благодаря которому Пётр всегда был выше окружающих. Да и относился он к своему статусу инкогнито без фанатизма, не считая порой нужным скрывать царский титул.
Великое посольство отправилось в путь из Москвы 9 (19) марта 1697 года. Двигалось через Лифляндию, Курляндию, Бранденбург. Голландскую границу пересекло в середине августа. Но Петра в составе посольства тогда уже не было. Десятник Михайлов был так нетерпелив, что на несколько дней опередил высоких послов. Через Амстердам он вместе с небольшой свитой проследовал на север, в городок Саардам — точнее, Саенредам, сегодня Заандам, известный на всю Европу своими верфями. Там жил царёв московский знакомец, кузнец Кист — в его скромном домике Пётр и остановился. Вообще, царь планировал жить в Саардаме несколько месяцев, совершенствуясь в ремёслах.
Первым делом Пётр купил «по совету друзей» у вдовы плотника набор профессиональных инструментов, которые тут же и испробовал в деле. Заказал себе царь и комплект голландской рабочей одежды, и потом с большим удовольствием её носил. Русских видели не только на верфях, но и в лесопильнях, сукновальнях, маслобойнях. Посещали они ткацкие и канатные заводы; в мельнице наблюдали за изготовлением белой бумаги. Всюду Петра интересовало не только устройство всех задействованных в работе механизмов и их детали, но и особенности каждого технического процесса. Государь не стеснялся расспрашивать голландцев о каждой мелочи — благо языкового барьера почти не было. Иногда он просил мастеров позволить выполнить то одну, то другую операцию самому — что, конечно же, ему разрешалось. Один из местных наблюдателей писал о Петре: «Повсюду он проявлял необыкновенную любознательность и часто спрашивал о том, что значительно превышало познания тех, к кому он обращался с расспросами. Его тонкая наблюдательность и особый дар понимания не уступали его необыкновенной памяти. Многие поражались особой ловкости его в работе, которой он превосходил иногда даже более опытных в деле людей».
Вскоре по приезде после долгого торга — который, отметим, Пётр вёл на голландском лично — царь купил за 40 гульденов у одного мастера гребную лодку, а у другого буер-яхту за 425 гульденов наличными, и с жаром принялся за работу по их оснастке. Бушприт, то есть наклонную носовую мачту, сделал он столь искусно, что соседи только дивились такому явному плотницкому таланту. Каждый день Пётр по несколько часов кряду, до пота, работал. В числе прочего, смастерил себе ванну. После работы шёл в гости к родне какого-нибудь мастера, с которым познакомился в России, пил с ними кофе… Несколько дней царь чувствовал себя превосходно — пока не возникла большая проблема.
Царские приближённые строго-настрого запретили хозяину дома рассказывать соседям, кто у него остановился. Тот сдержал слово, однако это не помогло — царя узнали другие голландцы, видевшие его прежде в Москве. Не признать его огромную фигуру было и вправду затруднительно… Слухи стремительно распространились по небольшому государству. На бирже Амстердама предприимчивые люди поставили на заклад большие суммы, действительно ли это русский государь или нет. После того, как из голландской столицы прибыли хорошо знавшие Петра в России именитые купцы, которые публично засвидетельствовали, что это он собственной персоной, спокойной жизни русских в Саардаме сразу пришёл конец.
Всюду, куда приходил Пётр, тут же собирались местные жители. Но и это было полбеды: из Амстердама валом валили толпы любопытных, желающих лицезреть одного из самых могущественных и богатых монархов Европы с топором в руке. У маленького домика кузнеца, где квартировали русские, властям пришлось поставить постоянную охрану, а в городке в местах, где они бывали, соорудили деревянные барьеры. Однако напор толпы на улочках был столь велик, что не раз она попросту сносила ограждения. Когда Пётр, устав от суеты, отправлялся в прогулку по заливу Эй на своей буер-яхте, за ним следовала целая колонна разнообразных плавсредств с любопытствующими зеваками. Дошло до того, что, когда Пётр захотел присутствовать при поднятии корабля на ремонт в док, ему пришлось отказаться от своего желания: выглянув в дверную щель на галдящую толпу, царь решил остаться дома. Работать в таких условиях на верфи, куда царь нанялся, нечего было и думать, так что после недельного пребывания Пётр покинул Саардам, направившись на своей буер-яхте прямиком в Амстердам. Домик, где он жил, бережливые голландцы сохранили, сегодня там музей.
Но и в столице провинции царя встретили толпы зевак, бесцеремонно и нагло разглядывавшие его в упор. Пётр гневался, раздавал налево и направо затрещины, разбив многим лица до крови. Избитые потом со смехом рассказывали, как они были русским государем «пожалованы в рыцари». В Амстердам царь поспел как раз к торжественной встрече в город Великого Посольства 16 (26) августа 1697 года. Местные власти понимали, какое значение могут иметь грядущие переговоры для будущей торговли с Россией, и принимали посольство по высшему разряду. При въезде в город царь занял место в одном из последних экипажей. Разместили послов в самой роскошной гостинице Амстердама —"Ауде Зейдс Херенложемент"; тут же остановился и Пётр.
Торжества длились несколько дней; многолюдные приёмы в ратуше и Адмиралтействе сменялись парадными обедами. Вечером город поразился огромному фейерверку, устроенному с двух барж на канале Биннен-Амстел напротив здания стрелковой гильдии Кловенирсдулен, где городской магистрат устроил в честь послов торжественный обед. Над водой возвышалась сложная конструкция высотой в 13 метров: посредине триумфальной арки красовался русский двуглавый орёл, над ним императорская корона и щит с вензелем Петра. Всё это великолепие запылало сразу после череды громовых ударов. Шоу продолжалось 42 минуты, без единой заминки. Всё это происходило в присутствии такого количества горожан, что на набережных образовалась страшная давка. Под напором толпы разорвались стальные цепи, державшие перила, и люди упали в канал, причём некоторые утонули. Кульминацией празднеств стало небывалое для россиян зрелище — показательный морской бой в заливе Эй. По приглашению бургомистра для участия в нём пришли корабли со всех уголков провинции. Грандиозное представление длилось целый день. Настоящие пушки били по противникам с бортов, моряки от души палили из мушкетов, корабли то и дело брали друг друга на абордаж. Пётр был в полном восторге и всякий раз направлял свою лодку туда, где разворачивалась особенно яростная схватка.
На этих-то гуляньях и произошёл важный для Петра разговор — с амстердамским бургомистром Николаасом Витсеном, занимавшим к тому же и пост одного из директоров Ост-Индской компании. Витсен был влиятельным, как бы сейчас сказали, русским «агентом влияния»: активно торговал с Россией, где и сам бывал, неплохо знал русский язык. Человек был учёный, создал объёмный труд «Северная и Восточная Тартария» и финансировал голландских путешественников, отправлявшихся в далёкую Сибирь. Публиковал потом их сочинения. Итогом его географических изысканий стало издание первой в истории печатной карты Сибири. Пётр лично знал Витсена ещё с Москвы, высоко ценил его энергию и профессионализм. К нему царь уже обращался прежде, когда нужно было выписать из Нидерландов модели судов, наборы инструментов, — за что и отблагодарил своим украшенным драгоценностями портретом.
Теперь Пётр вновь обратился к бургомистру Витсену с просьбой: выхлопотать у правления Ост-Индской компании разрешение поработать на их амстердамских верфях. Когда это разрешение было получено, восторгу царя не было предела: ведь сбылась его мечта! Не менее важной была и предоставленная ему возможность жить тут же, при верфи, на охраняемой территории, где он был защищён от людского любопытства.
Но самой большой любезностью правления Ост-Индской компании русскому царю была специально приуроченная к его приёму на работу закладка нового фрегата в сто футов длиной. Корабль получил близкое царскому сердцу название «Пётр и Павел». Уже на следующий день вместе с десятью русскими волонтёрами «десятник Михайлов» приступил к работе на верфи под руководством мастера-плотника Поола. Рядом с царём старательно долбили брёвна будущие ближайшие «птенцы гнезда Петрова» —Александр Меншиков и Гавриил Головкин. Первые недели ушли на сбор и подготовку необходимого леса и другого материала. Голландцы, желая наглядно показать царю, что предстоит сделать, собрали и разложили для обозрения все части корабля, прежде чем приступить к закладке киля. Затем, по мере того как эти части одна за другой ставились на место, судно быстро росло, как огромная модель из современного детского конструктора. 16 ноября фрегат был спущен на воду и ходил потом по южным морям до осени 1717 года. О трудолюбии, добродушии и скромности русского монарха в Голландии помнили долго. Плотничал Пётр с наслаждением и завидным усердием; от работы не отлынивал, все поручения мастера выполнял чётко и в срок; был совсем непритязателен в пище и равнодушен к комфорту. Царь не терпел, когда во время работы к нему обращались «ваше величество» — сразу поворачивался к говорящему спиной. Себя он приказал всем величать по-голландски «Питер, плотник заандамский».
Пока царь увлечённо осваивал новые ремёсла, главы русского посольства, в ожидании официальной аудиенции у правительства Нидерландов, пребывавшего в Гааге, осматривали Амстердам. Русские побывали во многих благотворительных учреждениях: в приютах знакомились с тем, как заботятся о бедных, сиротах, стариках; наблюдали, как в работных домах содержат мелких преступников; заехали даже в «дом для безумных». Посетили послы и Ботанический сад, и театральный спектакль. Кстати, в двух последних местах их сопровождал и Пётр, но лицедейство, как и музыка, его не тронуло. После тяжёлой работы топором царь находил в себе силы прилежно знакомиться с достопримечательностями — но по своей, индивидуальной программе. Например, присутствовал на богослужениях в нескольких церквях различных конфессий. Впрочем, был не слишком впечатлён.
Особенно любил Пётр наносить полезные визиты известным деятелям Голландии, с которыми его знакомил Витсен. Учился рисовать морские корабли у признанного специалиста по этой части, художника Адама Сило; брал уроки гравировального искусства у гравёра Адриана Шхонебека — результатом стала собственноручно выполненная царём гравюра «Победа христианства над исламом» — она сохранилась. Познакомился Пётр с коллекцией Николя Шевалье, который торговал в своей лавке кофе, чаем, шоколадом и предметами старины, а для души чеканил памятные медали. Осмотрел любознательный государь обширную коллекцию препаратов людей, животных, а также всяких иноземных диковин и редкостей у известного врача и ботаника Фредерика Рюйша; посетил собрание натуралий и артефактов купца Левиния Винсента, открытое в определённые дни и часы для всех желающих. Результат этих посещений известен всем — Санкт-Петербургская кунсткамера существует поныне как Музей антропологии и этнографии Петра Великого.
С большим интересом царь изучил и прообраз современного музея искусств — очень популярное у современников собрание Якоба де Вильде, коллекционировавшего предметы античности — монеты, медали, а также современную скульптуру и живопись. Большое впечатление на государя произвели представления в анатомическом театре в здании Де Ваах на площади Ниувемаркт, где уже известный нам профессор Рюйш публично вскрывал трупы. Очень интересовали Петра и изыскания голландских механиков. Так, побывал он в мастерской Яна ван дер Хейдена, работавшего над усовершенствованием пожарного насоса. Именно тогда в русский язык вошло голландское слово «брандспойт». Пётр так впечатлился успешной демонстрацией, что купил у изобретателя несколько таких устройств со шлангами и отправил их в Россию. Живой ум и непоседливый нрав Петра без устали мотали его день за днём по всему Амстердаму, заставляя пробовать себя в самых разнообразных делах. На пристани он работал с большим подъёмным краном, чтобы лучше узнать его устройство; на базарной площади, насмотревшись на ярмарочных зубодёров, лихо вырывавших клыки у горожан, царь обучился и этому ремеслу. Технические новинки и приёмы в промышленности и торговле занимали Петра в Голландии куда больше, чем вопросы общественного устройства или государственного управления.
Помимо работы и развлечений, царь занимался с учителями, которых присылал к нему всё тот же любезный Витсен — штудировал основы мореплавания, математику и астрономию. Посещал другие нидерландские города — Лейден, Утрехт, Гаарлем, Гаагу, Дельфт — но совсем не подолгу. С небольшими перерывами целых пять месяцев работали на амстердамской верфи Пётр и его волонтёры. По окончании обучения корабельный мастер Пооль выдал каждому русскому диплом. В царском отмечалось, что «Пётр Михайлов… был прилежным и разумным плотником». Потом эта бумага бережно хранилась им среди документов государственной важности.
Тем не менее, царь был не удовлетворён обучением. Он желал обрести не только навыки успешной работы руками, но и теоретические основы кораблестроения, научиться научно рассчитывать пропорции частей проектируемых судов. Этого не получилось. Выяснилось, что все расчёты у голландских мастеров-корабелов в головах, и каждый из них руководствуется в работе только собственной интуицией. Разочарованный Пётр решил обратиться за корабельной наукой к конкурентам голландцев —англичанам. В начале января 1698 года царь убыл за новым профессиональным опытом в Лондон, в то время как основная часть посольства осталась в Голландии. После четырёхмесячного пребывания в Англии царь в мае вернулся в Голландию, но затем сразу же отправился на восток, ближе к дому.
Целеустремлённость Петра увенчалась успехом: полученные в Голландии умения удалось в Англии подкрепить теоретическими знаниями. Из плотника он стал, по сути, инженером-кораблестроителем. Почти столь же успешны в познании основ кораблестроения были и другие русские волонтёры. Великим Посольством были решены и другие хозяйственные задачи: при содействии всё того же бургомистра Витсена удалось приобрести большую партию оружия — 10 тысяч ружей, 5 тысяч мушкетов, 3 200 штыков и массу корабельных припасов. Кроме того, на русскую службу наняли множество специалистов, большей частью связанных с морем. Что же до главной, дипломатической цели Великого Посольства, то она так и не была достигнута: Генеральные Штаты — правительство Нидерландов — решили не ссориться с Османской Империей, понимая, что это плохо отразится на их торговых интересах в Средиземноморье. Но главный, поистине исторический смысл Великого Посольства оказался совсем не в материальных закупках или дипломатических договорённостях, а в изменениях в сознании Петра. Вернувшись на родину, царь принялся спешно преобразовывать страну и строить свою новую столицу по усвоенным им голландским образцам. Потому и сегодня в нашем городе всюду можно найти голландские следы.
