О выразительности старой промышленной архитектуры

Много позднее я узнал, что это здание было возведено для солодовни Калинкинского пивоваренного завода. Построил его в 1875—1876 годах архитектор Э. Г. Юргенс. Решая функциональные задачи с использованием внутреннего металлического каркаса, он нашел убедительный и правдивый образ производст­венного здания. Утилитарно-прозаическое назначение не помешало зодчему создать поистине величественную композицию. Залогом ее выразительности служит сам материал — кирпич: его насыщенный цвет, высококачественная облицовка, тонкая графика деталировки. Фасады отличают также выверенные пропорции, четкий силуэт, мерный ритм окон и членений.

Эммануил Юргенс был одним из ведущих мастеров промышленной архитектуры Петербурга второй половины XIX века. В эту когорту входили Р. Б. Бернгард, И. А. Мерц, Р. А. Гедике, Н. В. Трусов, Ф. К. фон Пирвиц, К. К. Шмидт. В сфере индустриального строительства наиболее последовательно воплощались принципы рациональной архитектуры. Они проявились в организации внутренних пространств, во внедрении новых конструкций. Излюбленным материалом служил красный кирпич без штукатурной отделки. «Кирпичный стиль», широко востребованный для жилых и общественных зданий, наибольшее распространение получил в промышленном зодчестве. Настолько массовое, что они стали почти синонимами.

Эта утилитарная сфера архитектуры не относилась к высоким жанрам. Однако жёсткие практичес­кие требования не снижали образную экспрессию производственных сооружений. Выразительность достигалась не стилевыми изысками, а крупными массами и чёткими ритмами. Технология диктовала разные габариты цехов, а перепады высот порождали сложную динамичную игру объёмов. Вертикальными акцентами служили водонапорные башни с живописными завершениями. Они активизировали силуэт производственных комплексов. Высокие дымовые трубы уподоблялись стройным колоннам, тянущимся к небу. Основания их походили на пьедесталы, а оголовки — на капители.

Строительный материал — кирпич — обращался в отделочный. Демонстрировалась «правда» материала, его эстетическая самоценность. Заводские со­оружения, как правило, были монохромными, поэтому особое значение приобретала рельефная обработка фасадов. Экономный декор становился не внешним наслоением, а органично прорастал из толщи стен. В композицию нередко включались стилизованные мотивы средневекового зодчества, придававшие строениям романтический оттенок.

Производственные комплексы слагались в целостные панорамы — краснокирпичный пояс охватывал ядро Петербурга. Индустриальные ландшафты создавали специфический колорит протяжённых участков по берегам Невы, Большой Невки, Обводного канала. В противовес единообразию регулярной застройки заводы и фабрики обогащали и насыщали городскую ткань эффектными контрастами пластичных объемов, смелыми сочетаниями разнообразных форм, резким чередованием горизонталей и вертикалей, звуч­ностью цветовой гаммы.

В промышленной цепочке Обводного канала каждая группа сооружений имеет индивидуальный облик. Это могучий глухой массив элеватора (у его истока) и монументально строгие корпуса Новой бумагопрядильни (дом № 60), гигантские лапидарные цилиндры газгольдеров (дом № 74) и кажущийся бесконечным фасад с тяжеловесными башнями и легко парящим мостом-переходом товарищества «Треугольник» (дом № 134-140).

Одним из красивейших мест Петербурга я всегда считал Выборгскую набережную Большой Невки. Здесь развертывался уникальный индустриальный пейзаж. Зрелищный эффект усиливала излучина реки. Сегодня сохранившиеся заводские постройки задавлены новыми громоздкими зданиями. Но и в этом невыигрышном окружении выделяется ярким красочным пятном на редкость живописный ансамбль фабрики «Невка» (дом № 47/3).

Строительство этого предприятия в 1840-х годах начал архитектор А. Н. Роков, но самые интересные сооружения создал позднее, в 1890-х, Ф. К. фон Пирвиц. Две несимметрично поставленные водонапорные башни с узкими арочными окошками увенчаны пирамидальными шатрами. Они сплетаются в единый хоровод с башенками стоящего в глубине корпуса, возведённого уже в 1911 году Н. В. Васильевым. И всё это дополнительно скреп­ляется вертикальным стержнем могучего столпа — дымовой трубы. Пластика, цвет и силуэт вкупе с тонкой прорисовкой деталей убеждают в художественной полноценности и неповторимой красоте старой промышленной архитектуры. Ни одно другое здание на Выборгской набережной не обладает такой выразительностью.

Замечательный пейзаж, полный контрас­тов, раскрывается на Синопской набережной. Около Большеохтинского моста возвышаются краснокирпичные корпуса Невской мануфактуры, построенные в конце XIX века П. С. Купинским и Л. Л. Петерсоном. Они вступают в сложный пространственный диалог со Смольным монастырём и в то же время с ажурными металлическими фермами Большеохтинского моста.

Неотъемлемую часть общей картины составляли высокие фабричные трубы. Сами труженики предприя-тия дали им имена собственные — Вера, Надежда, Любовь. Но на наших глазах рухнула Вера, пропала Надежда, дольше же других оставалась безответная Любовь. Все они оказались здесь ненужными, поскольку здания были приспособлены для иных функций.

Панорама бывшей мануфактуры, монастыря и моста полна противоречий и диссонансов. Однако они порождают удивительно щедрое многоплановое зрелище, в котором сочетаются разные роды архитектуры. Подобная многоликость городской среды — не менее ценное и привлекательное качество, чем стилевое единство. Это одна из основных ипостасей Петербурга.

Во взаимодействии со Смольным собором воспринималась водонапорная башня Главной водопровод­ной станции на Шпалерной улице. Этот шедевр промышленного зодчества создан в 1860—1863 годах по проекту И. А. Мерца и Э. Г. Шуберского. Утилитарное сооружение стилизовано под средневековый донжон: пятидесятиметровая башня врывается эффектной доминантой в пространство Невы.

Ещё недавно многие считали эту башню диссонирующим звеном, градостроительной ошибкой. Намечался даже её снос. Теперь она превращена в популярный у горожан Музей воды. Пристройку к башне панорамного лифта с запасной лестницей можно признать допустимым компромиссом, вызванным необходимостью приспособить памятник для нового использования.

Настоящий же градостроительный вандализм был допущен уже в наше время. Многоэтажный дом на набережной Робеспьера перекрыл вид на Музей воды от центра города. Вместе с ним исчез из поля зрения и Смольный собор — шедевр петербургского зодчества.

В этих заметках я коснулся только промышленной архитектуры периода эклектики. Стиль модерн открыл новые имена зодчих — А. И. Дмитриева, Р. И. Кригера, А. И. Зазерского, Л. А. Серка и других. Новый расцвет индустриального строительства совпал с исканиями советского авангарда. Но это — уже другая тема, которая заслуживает отдельного рассмотрения.