• Текст: Екатерина Голубева и Сергей Бару
  • N 5/17

Дачи

Обозреватель Екатерина Голубева принесла в редакцию Журнала Учета Вечных Ценностей статью про дачи.
– Хороший текст, летний! – одобрил главный редактор Сергей Ярошецкий (сам дачу не заводит по принципиальным соображениям, чтобы не создавать себе лишних сложностей. Зато любит странствовать на машине по дачам друзей и знакомых).
– Позвольте, про какие это дачи? – потянул к себе распечатку главный художник Александр Флоренский, убежденный борец с новорусской эстетикой. – Надеюсь, не коттеджные поселки будем расхваливать? (Флоренский несколько лет назад купил запущенный дом с верандами в Мельничном Ручье и ездит туда в теплое время года электричкой на пленэр.)
– Про дачи я могу рассказать, – сообщил декоратор Андрей Дмитриев, который в журнале печатается часто, но ничего при этом не пишет – за ним записывают. (Все знают, что у Андрея наследственная дача в Комарове, но он от нее отнекивается, говорит, что там не бывает – место больше не нравится.)

Дачи

Комарово было самым модным дачным местом лет сто назад, когда называлось Келломяками. Дачевладельцы здесь объединялись в общества благоустройства дачной местности, устраивали себе народный театр, играли в самодеятельном духовом оркестре и сами же под эту музыку танцевали. Железнодорожная платформа здесь была построена в 1901 году, а уже через год она получила статус станции. Застройка селения не была хаотичной – ее вовремя успели втиснуть в рамки строгой схемы, сохранившейся и теперь. На север и юг перпендикулярно железной дороге вытянулись две прямые улицы – Кауппакату (Магазинная) и Мерикату (Морская). Их пересекли улицы, идущие параллельно железной дороге. Одна из них – Валтакату (в вольном переводе — Большой проспект) проходит почти по краю обрыва. Вдоль этой улицы разместились самые большие и красивые дачи и были самые дорогие участки – их владельцы имели возможность любоваться видом на залив со своих башен и бельведеров.

У обрыва в Келломяках стоял знаменитый «Дворец-Арфа» (Harppulinna), сгоревший во время последней войны. Хотя келломякские дачи и парки вокруг них были в большинстве своем настоящими произведениями искусства и поражали современников своим великолепием, фамилии их хозяев мало что нам говорят. Из известных дачевладельцев можно отметить лишь знаменитого ювелира Фаберже – его дача, к сожалению, недавно сгорела.


– По крайней мере одна старая дача весьма известной особы сохранилась в Репине, – заметил издатель журнала Кирилл Игнатьев, заглянувший в редакцию, как всегда, «на секундочку». – Это дача фрейлины Вырубовой. Наверное, и Распутин там бывал. Очень красивая. (Игнатьев вообще-то москвич, но Петербург и окрестности знает хорошо. Дачей здесь пока не обзавелся.)


Дача Вырубовой
Дача Вырубовой
Интерьер дачи Вырубовой. Фотографии Сергея Эсви
Интерьер дачи Вырубовой. Фотографии Сергея Эсви

Личный друг царской семьи Анна Вырубова жила на широкую ногу, и ее дом на Балтийском взморье был очень модным местом. Мы выбрали его как пример характерной дачи начала прошлого века. Между Репином и Комаровом дача Вырубовой – самая приметная. Добрый сторож, раньше служивший в милиции, привычно объяснил корреспонденту «АДРЕСОВ», что сама Вырубова жила в соседнем доме, но его смыло волнами, а этот – гостевой. После революции на даче обитали художники, поэты и композиторы – сначала финские, когда здесь была территория Финляндии, а потом – наши, приезжавшие по путевкам в Дом творчества. Живописное место манило и тружеников советского кино: дача Вырубовой снималась в картине «Крах инженера Гарина» в роли дачи на Каменном острове, где актер Олег Борисов в роли инженера баловался с тепловым лучом. В новейшее время историческую дачу, находящуюся под охраной государства в лице КГИОП, взяла в аренду крупная коммерческая фирма. Совсем недавно киностудия «Луч» снимала здесь комедию Эльдара Рязанова «Ключ от спальни».

В той же комнате на съёмках фильма Эльдара Рязанова «Ключ от спальни». Фотография Николая Охрия
В той же комнате на съёмках фильма Эльдара Рязанова «Ключ от спальни». Фотография Николая Охрия

Киношники мгновенно придали зданию, начисто лишенному внутренней отделки, обжитой и даже очень уютный вид. Создали видимость разноцветного витража на веранде, расклеив цветные пленочки по обычному стеклу, выровняли дощатые стены фанерой и поклеили по ней обои, повесили фотографии в рамках, вкатили пианино. «Даже фрукты были в вазочке!» – восторженно сказал сторож. Но потом все увезли, ничего почти не осталось – ни обоев, ни фотографий, ни фруктов. Только редкой красоты печь, у которой, вполне возможно, согревался водочкой Григорий Распутин – не киношный, а самый настоящий.


Тут зашел редакционный водитель машины Марк Львович Швейдель и позвал всех на шашлыки к себе в садоводство Лейпясуо (в переводе с финского – Хлебное болото), не доезжая 26 км до Выборга, где у него на шести сотках прекрасный двухэтажный дом с парниками, беседкой и летней кухней. И все радостно согласились. Даже арт-директор Митя Харшак, хотя его собственные тесть с тещей – завзятые дачники, владельцы большого трехэтажного дома в садоводстве под городом Чудово, где Митя ловит рыбу в былинной реке Волхов. Даже директор по продвижению Алексей Зубарев, у которого обычный дачный маршрут — к отцу в Сосново, на ту самую дачу, где жил замечательный ленинградский актер Александр Демьяненко. Не говоря уже о главном редакторе, живущем вовсе без дачи.


В Ленинграде довоенной поры тоже было принято в обязательном порядке выезжать летом на дачи. Этим наш город всегда отличался от Москвы, где летняя дачная жизнь считалась все-таки определенной роскошью. Ленинградцы воспринимали дачу как необходимое лекарство при нашем гнилом климате. Только вектор дачных поездок в довоенные годы переменился. Поскольку Келломяки и другие поселки выборгского направления оказались на территории отделившейся от Советов буржуазной Финляндии, очень популярным стало московское направление (Вырица, Оредеж) и особенно ладожское (Всеволожск, Мельничный Ручей). При Иосифе Сталине дача не могла быть слишком вольнодумной. В ходу было несколько типовых проектов. Самый распространенный, с использованием «рациональной» технологии – дощатый каркас с двумя слоями фанеры и засыпкой сухим торфом.

Дача в огородничестве под Павловском
Дача в огородничестве под Павловском
Хозяин дачи. Фотографии Андрея Кузнецова
Хозяин дачи. Фотографии Андрея Кузнецова

Послевоенное дачное строительство известно своими «академическими» дачами, которые были также построены по типовому проекту и представляют собой сборные домики с застекленными верандами. Под Петербургом «академическим поселком» стали все те же бывшие Келломяки, переименованные в Комарово после того, как Карельский перешеек отошел к Советскому Союзу. Уже 14 октября 1945 года, едва отгремели последние залпы войны, вышло постановление Совета Народных Комиссаров СССР № 2638 «О постройке дач для действительных членов Академии наук СССР». Проявляя трогательную заботу об академиках, советское правительство предписывало построить 150 индивидуальных дач – 125 под Москвой и 25 под Ленинградом – и передать их «безвозмездно в личную собственность действительным членам Академии наук СССР». Постановление предписывало отвести земельные участки размером от 0,5 до 1 гектара вблизи железных дорог в дачных местностях под Москвой и Ленинградом, поставить 150 «финских стандартных домов», провести в них электричество, водоснабжение и канализацию и осуществить благоустройство участков. Уцелевшие дачи также были отремонтированы и переданы в пользование ленинградским деятелям науки и культуры.

Примерно в это же время в Комарове (и соседнем Репине) появились также дачи Литфонда и Театрального общества, Дома творчества писателей, архитекторов, композиторов, кинематографистов и пионерские лагеря. К концу сороковых годов Комарово стало дачным поселком ленинградской творческой интеллигенции.

Дача в дачном поселке Красницы. Фотографии Андрея Кузнецова
Дача в дачном поселке Красницы. Фотографии Андрея Кузнецова
Дача в дачном поселке Красницы. Фотографии Андрея Кузнецова

Советская дача того периода унаследовала от дореволюционной доступность и простоту дружеского общения, творческий досуг, музыкальные вечера, спортивные соревнования, детские праздники. Все это по-прежнему составляло «дачный образ жизни».

Никита Хрущев положил начало садово-огородной эре, которая ознаменовалась появлением нового поколения дачников. Дачные поселки сменились садоводческими товариществами, организованными не с целью отдыха, а для решения продовольственной проблемы. На крохотных участках гражданам предлагалось выращивать себе дополнительное питание. Дав горожанам земельные участки, правительство строго запретило строить на них какое бы то ни было жилье. Тексты официальных постановлений категорически игнорировали термин «дача», заменяя его словами «будка», «сторожка», «времянка». Но как только на участке появлялось строение, даже самое крошечное, оно превращалось для его владельца в дачу.

Дача в Вырице с котом. Фотографии Андрея Кузнецова
Дача в Вырице с котом. Фотографии Андрея Кузнецова-фото-2
Дача в Вырице с котом. Фотографии Андрея Кузнецова

При Леониде Брежневе садоводческие товарищества получили официальное разрешение на строительство «летнего садового домика» (но никак не дачи). В течение последующих застойных лет размеры этого домика постепенно увеличились. Но каждое новое постановление обязательно регламентировало предельный размер террасы как одной из главных составляющих постройки. Если хрущевская «будка» не должна была превышать 6 кв. м, то к началу перестройки дача в виде садового домика дошла в размерах до 25 кв. м плюс терраса 12 кв. м.

Михаил Горбачев тоже внес свою лепту в увеличение садового домика – с 1986 года его площадь официально увеличилась до 50 кв. м плюс терраса любого размера. Сейчас «дачный фонд» как термин исчезает, заменяясь «коттеджной застройкой». Является ли «коттедж» дачей? Формально дачей можно назвать любой дом, в котором не живут постоянно, а приезжают на выходные или на лето. Именно поэтому, в противоположность зимнему дому, дачей всегда называлось летнее жилье богатого человека – например, оказавшаяся на территории фабрики «Красный треугольник» дача Строганова.

ПЛАЧ ОСТАЮЩЕГОСЯ В ГОРОДЕ ПРИ ВИДЕ ПЕРЕЕЗЖАЮЩИХ НА ДАЧУ

Уж май. Весь Петербург сбирается на дачу.
Все едут: я один смотрю и горько плачу.
Все едут: я один, опальный сын земли,
ить должен в городе, томясь в сухой пыли.
Средь раскаленных плит и толстых стен кирпичных,
Понурив голову над грудой дел обычных!
Уж пусть бы, думаю, богатство лишь одно
На дачу ехало! Ему уж суждено
Все блага пить! так нет; – туда ж несет и бедность
Свою лохмотьями обвернутую бледность,
Свой волчий аппетит – природы щедрый дар,
Своих чреватых жен и свой любовный жар.
Весною бедность та в грязи со мною ж вязнет,
А тут и поднялась и мимоездом дразнит
Меня, бездачного. «Мы едем; погляди! –
Все это говорит, – а ты себе сиди!»

Владимир Бенедиктов, 1850-е годы

Обложка публикации:

Вид на Финский залив из окон второго этажа башенки дачи Вырубовой.

Фотография Сергея Эсви

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем