В Государственном Эрмитаже в числе драгоценных дипломатических подарков российскому императору Николаю Первому хранятся и экспонируются вручённые турецкими делегациями предметы конской упряжи и чепрака. Убор, декорированный шестнадцатью тысячами бриллиантов, стал подарком от султана Махмуда Второго в связи с заключением Адрианопольского мира, подписанного в 1829 году.
Стратегический союз между Россией и Турцией в завершение первой трети XIX столетия сложился через несколько лет с заключением союзного Ункяр-Искелесийского договора в 1833-м. Выводы императорского секретного комитета, разрабатывавшего дальнейшую политику в отношении восточного партнёра, оказались неожиданными для многих европейских держав. В Европе желали дальнейшего противостояния между россиянами и турками, сплетничали, будто Николай стремится к разделу огромного султаната. Однако в Санкт-Петербурге твёрдо решили, что выгоды от его сохранения «превышают невыгоды», а разрушение «было бы противно интересам России».
Уже в конце первого месяца 1830 года визит в российскую столицу в качестве чрезвычайного посла султана Махмуда нанёс один из ближайших вельмож Халиль-паша, точнее, мушир — звание, соответствующее фельдмаршалу. Ставший уже двадцать с лишним лет назад зятем падишаха, служивший позднее послом в Греции, Франции и Австрии, опытный военачальник и дипломат прибыл не только для обмена ратификационными грамотами о мире, но и с целью развития дружественных отношений.
В книге «Будни и праздники императорского двора» известный исследователь Леонид Выскочков ссылается на мемуары шефа жандармов и главного начальника III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии Александра Христофоровича Бенкендорфа о встрече турецкого мушира: «Государь принял его в публичной аудиенции, с обычным блеском нашего Двора, в Георгиевской зале». Чрезвычайный посол султана «объездил все общественные заведения в столице, присутствовал ежедневно при разводе, являлся также в театрах».
В воспоминаниях фрейлины российского императорского двора Дарьи (Долли) Фикельмон с восторгом описаны дары, сделанные от имени султанского величества Халиль-пашой, — это был не только конский убор. «В Эрмитаже, — записала Долли в своём дневнике, — мы рассматривали привезённые ими подарки: гребень с крупными бриллиантами, вставленными в разноцветную эмаль, красивое жемчужное ожерелье с изумительным розовым бриллиантом; сабля, изукрашенная бриллиантами на фоне лиловой эмали, — все эти вещи великолепны и сделаны с исключительным вкусом».
Речь императора, обращённая к турецкому вельможе в итоге аудиенции, была милостивой и многообещающей: «Пусть же султан убедится, что его друзья находятся в Петербурге, а не где-либо в другом месте, и что из этих друзей и самый верный — это я… Я хочу, чтобы Оттоманская империя была сильна и спокойна».
Леонид Выскочков приводит и другую цитату из речи Николая Первого, произнесённой во время следующего приёма Халиль-паши, состоявшегося 9 февраля 1830 года. По словам исследователя, российский монарх «развил свою основную мысль о необходимости сохранения целостности Османской империи как одной из задач его внешней политики». Николай Первый сказал: «Сейчас султан занят важными реформами в своей державе. Нужен мир и нужно время, чтобы укрепить и завершить начатое дело. Новый разрыв погубил бы все начинания. Я постараюсь избежать такого разрыва». Царские слова и сегодня весьма актуальны.
