Считается, что Гаэтано Чинизелли родился в 1815 году в Милане. О юных годах будущего основателя петербургского стационарного цирка ничего не известно. Бытует мнение, что он происходил из нецирковой семьи, однако это маловероятно. Одна из мюнхенских рецензий позволяет предположить, что у него была сестра по имени Берта, также подвизавшаяся в цирке. Бенефис в её пользу труппа Чинизелли давала 16 августа 1851 года, о чём сообщала мюнхенская газета «Нойесте Нахрихтен». И если цирковую профессию выбрали сразу два члена семьи Чинизелли, возможно, имел место закономерный характер следования традициям.
Впрочем, даже если и не было сестры и в рецензии мы имеем дело с ошибкой автора, примечательно то обстоятельство, что Чинизелли уже в юные годы вызывал восторги публики как наездник. В те времена мастерство приобреталось лишь в результате постоянного и многолетнего ученичества в составе цирковой труппы.
О выдающихся способностях Чинизелли и его колоссальном опыте в цирковом деле свидетельствует вся его последующая карьера. В четырнадцать лет он уже привлекает внимание публики. В двадцать, в 1835 году в Вене, Гаэтано Чинизелли выступает как один из главных артистов труппы и демонстрирует поразительное мастерство в разного рода гладиаторских номерах. В 1847 году он уже выводит лошадей собственной дрессировки и ставит пантомимы.
Главной удачей в жизни Гаэтано была его женитьба на красавице Вильгельмине Гинне. Прозванная в цирковом мире Ландринетте (очевидно, по названию популярных тогда конфет «Ландрин»), она обладала не только сказочно прекрасной внешностью, привлекавшей в цирк и аристократов, и простолюдинов, но и удивительной сноровкой в обращении с лошадьми. Вильгельмине посвящали стихи, подносили цветы и ценные подарки. Красоту и обаяние матери унаследовали дочери, и со временем миловидность представительниц семейства Чинизелли стала общеизвестной — о ней как о признанном факте писали даже в энциклопедиях. Однако главное достоинство Вильгельмины для будущего Цирка Чинизелли заключалось не в красоте, а в семейных связях. Она была младшей сестрой Карла Магнуса Гинне, известнейшего наездника и впоследствии не менее известного директора цирковой труппы.
Удачно сложившиеся семейные связи позволяли представителям семьи Гинне и влившимся в предприятие зятьям — Чинизелли, Дюкроу, Дюмо и Ньюсому — попеременно выступать вместе, обеспечивая высокий уровень представлений, и вести дела по-семейному, деля прибыль только между собой.
Знакомство с Гверрой
Прочные семейные узы, связывавшие Чинизелли с важными цирковыми династиями Европы, а также многочисленность собственного семейства, каждый представитель которого выбрал цирковую стезю, решительным образом способствовали стабильности его предприятия. Подросшие сыновья упрочили репертуар цирка, выбрав в жёны цирковых артисток.
Характер опытного циркового директора старший Чинизелли закалял во время длительного ученичества. Большая часть этого процесса прошла в труппе Александра Гверры. У искушённого в делах цирка директора, опытнейшего артиста и дрессировщика, было чему поучиться. Будучи прекрасным воспитателем талантов, Гверра был не менее талантливым организатором, и, возможно, именно у него Чинизелли и научился той деловой хватке, которая отличала впоследствии его предприятие. Соблюдение семейных традиций в сочетании с высоким мастерством артистов и организаторским талантом директора стали отличительной чертой компании Чинизелли.
Значение Гверры в жизни семейства Чинизелли нельзя переоценить. Именно у него Гаэтано Чинизелли достиг высот мастерства и именно благодаря ему Гаэтано вместе с женой впервые попал в Петербург. Здесь он оказался в центре конкурентной борьбы, завязавшейся между двумя соперничающими предприятиями — Цирком Александра Гверры и Цирком Жана Лежара и Поля Кюзана. История соперничества Гверры с Лежаром и Кюзаном привела к тому, что в течение полугода в российской столице перебывали почти все цирковые знаменитости. Петербург на короткое время оказался на передовой европейского циркового искусства.
Для Чинизелли его петербургские гастроли стали переломным моментом в биографии. Дело в том, что Гаэтано и Вильгельмина были ангажированы в труппу Гверры в 1846 году. В это время они выступали в Парижском цирке на Елисейских Полях, однако финансовые аргументы Гверры оказались сильнее договорных обязательств перед парижским цирком, и супруги Чинизелли бежали в Петербург. В Париже их вместе с другими беглецами, братьями Луазет, приговорили к уплате штрафа в размере 42 000 франков, что равнялось почти годовому заработку (месячное жалованье лучших артистов в цирке Гверры не превышало четырех тысяч франков). По закону штраф мог быть взыскан только на территории Франции, и это означало, что Чинизелли — а они вряд ли хотели выплачивать баснословную сумму — уже никогда не могли выступать во Франции.
Приезд Чинизелли в Петербург
Супруги Чинизелли начали свои выступления в Петербурге 28 октября 1846 года. Афиши заранее анонсировали Вильгельмину Чинизелли как первую танцовщицу, «отличающуюся грандиозной силой», а Гаэтано — как первого артиста «героического жанра» и режиссёра комических сцен. Вместе с родителями прибыл в Петербург и маленький Андреа Чинизелли. В свои пять лет он уже выходил на арену и вместе со своей будущей женой, шестилетней Клотильдой Гверра, и столь же маленьким Баптистом Луазетом исполнял комическую сцену под названием «Маркиз и маркиза Помпадур».
23 января 1847 года на афише Гверры появилось объявление о премьере новой комической пантомимы «Гризетки в Париже, или Маркитанты в Африке» в постановке Гаэтано Чинизелли. Во время масленичных гуляний в балагане Гверры на Исаакиевской площади показывалась ещё одна пантомима Чинизелли «Русские, или Осада крепости Шумлы» «с сражениями, военными эволюциями пеших и конных, преследованиями турок, вторжением и сожжением крепости». Постановкой пантомим в то время обычно занимались директора трупп — то есть самые искушённые в цирковом деле артисты. То, что Гверра доверил Чинизелли постановку пантомимы, говорит о том, что Гаэтано в это время уже имел репутацию многоопытного артиста и достиг вершин мастерства.
В соперничестве с Лежаром и Кюзаном Гверра выстоял, но не смог удержаться в Петербурге, поскольку в дело вмешалось государство. Дирекция Императорских театров решила создать собственный Императорский цирк и увеличить свои доходы за счёт популярных цирковых зрелищ. Предпочтение было отдано более фешенебельному предприятию Лежара и Кюзана. Гверра покинул Петербург весной 1847 года.
Дирекция Императорских театров вела переговоры с целым рядом артистов о привлечении их в Императорский цирк. Был предложен контракт и чете Чинизелли, однако те отказались и вместо этого уехали в Европу.
Дорога во Францию была закрыта, и, вероятно, прямо из Петербурга Чинизелли отправились в Лондон, где осенью 1847 года было создано их предприятие при участии Андре Дюкро. Первыми артистами, скорее всего, были родственники — сёстры Гинне, их мужья, сам шурин Карл Гинне. Для Чинизелли закончился период ученичества, и он с воодушевлением принялся работать сам на себя.
В начале 1860-х годов Чинизелли ненадолго возвращается на свою историческую родину, где привлекает внимание самого короля Италии. Виктор Эммануил жалует Чинизелли титул «почётного шталмейстера [конюха] его величества короля Виктора Эммануила Второго», и титул этот, вплоть до смерти короля, красуется на всех афишах Гаэтано. В цирковом мире Чинизелли имел репутацию джентльмена как на манеже, так и в личной жизни, считался знатоком дрессуры и мудрым руководителем собственного цирка.
Строительство стационара
Гаэтано Чинизелли принадлежал к той когорте цирковых директоров, которые создали свои труппы в период ослабления влияния романской школы цирковой езды, и в частности парижского стационара. К моменту появления Гаэтано Чинизелли в Петербурге в большинстве европейских столиц уже действовали цирковые стационары, во главе которых стояли опытные директора. В Берлине с 1850 года выступала труппа Эрнста Ренца, в Амстердаме с 1863 года действовал стационар Вильгельма Карре, по Скандинавии и Голландии гастролировал Франсуа Луассе. Заметными труппами в цирковом мире к концу XIX века были, кроме того, труппы Лоренцо Вульфа, Карла Гинне, Луи Сулье, Пауля Буша, Альберта Саламонского, Готхольда Шумана.
К концу 1860-х годов предприятие Чинизелли успешно конкурировало с лучшими европейскими гастролёрами, однако для того, чтобы считаться законодателем традиций в цирковом мире, ему не хватало одного — собственного стационарного цирка. В 1872 году в ведение труппы перешли петербургский и московский цирки Гинне. А в 1875 году Чинизелли направил в городскую управу докладную записку, в которой изложил свои аргументы в пользу открытия каменного цирка: «Представители городского общественного управления всегда находились в полном убеждении необходимости постройки в столице постоянного каменного цирка для народа, тем более что во всех известных городах Европы и за границей имеется по несколько цирков в каждом городе, а также в Москве, Одессе, Варшаве, Вильно, Нижнем Новгороде и т. д. существуют постоянные цирки, некоторые на городских землях, где города даже дают субсидию антрепренёрам на постройку цирков, а в С.-Петербурге, при всей его потребности и громадном народонаселении, постоянный цирк ещё не устроен. [...] Новый цирк представляет публике и даёт уроки искусств дрессировки лошадей, верховой езды и вольтижировки, а также гимнастики и проч., кроме того,
с прибытием в СПб. труппы: 200 лошадей, более 150 человек артистов и прислуги, — местность вблизи цирка более оживляется и торговля увеличивается, вместе с тем давая возможность бедному классу снискивать пропитание службой в цирке».
Торжественное открытие цирка Чинизелли
4 декабря 1877 года почётные лица города, журналисты, представители общества архитекторов были приглашены на осмотр здания цирка. «Новое здание во всех отношениях изящно, удобно и грандиозно, — писала «Петербургская газета». — Оно может вместить до 5000 зрителей. Места устроены с полным комфортом. Ложи и кресла обиты тёмно-малиновым трипом, самые кресла — металлические, сделанные на заводе Сан-Галли, отличаются изяществом рисунка. Цирк освещён роскошными газовыми люстрами, дающими массу огня. Не забыта и вентиляция, приспособленная знатоком этого дела г. Давыдовым. Своим изяществом отличаются конюшни на 100 стойл; тут и зеркала, и мрамор, и асфальтовые полы, и фонтаны!»
26 декабря состоялось торжественное открытие. День открытия — второй после Рождества и к тому же понедельник — был выбран крайне неудачно. Петербургская пресса даже не удосужилась о нём написать — слишком много было других праздничных забот. В первом представлении Чинизелли не пытался показать ничего сенсационного. Для привлечения публики достаточно было самого факта открытия. Но полностью изменился состав труппы, за исключением представителей семьи Чинизелли, капельмейстера и балетмейстера. К открытию сезона в новом здании Чинизелли удалось ангажировать превосходную и очаровательную танцовщицу на слабонатянутой проволоке Оцеану Ренц, популярную в Европе наездницу мисс Зефору, известную петербургской публике уже по прежним годам, а также целый штат клоунов — Танти, братьев Икиных и братьев Джи.
В стенах нового цирка репертуарная политика строилась согласно классической схеме: ангажированные артисты выступали ежедневно, как правило — с новыми номерами, которые повторялись крайне редко. Ежедневная смена программы была одним из основополагающих принципов репертуарной политики Цирка Чинизелли. Один и тот же номер мог появиться два вечера подряд только в случае его абсолютной исключительности и бешеной популярности.
Чинизелли отлично понимал, что интерес публики надо подогревать постоянно, и планомерно поддерживал разнообразие репертуара. С интервалом в две-три недели в его труппе появлялись новые артисты. Печатая их имена на афишах крупным шрифтом и стремясь особенно подчеркнуть их достоинства, Чинизелли неустанно напоминал публике о том, что в цирке всегда есть что-то новенькое.
Естественным результатом такой репертуарной политики являлись тематические представления, которые могли быть посвящены, например, выступлениям всех артисток или всех клоунов. Под финал сезона представление могло быть составлено из — как заявлялось на афише — «тридцати лучших номеров». Подобные «сборники» позволяли дирекции снова и снова привлекать в цирк зрителей, которые шли либо ради хорошеньких наездниц и танцовщиц, либо ради любимых клоунов, либо ради «сливок» репертуара. Возможность устраивать тематические представления говорит о мощи предприятия Чинизелли, о многочисленности труппы, о его способности наполнить целый вечер каким-то одним видом цирковых зрелищ.
Управление цирком
Своё предприятие Гаэтано Чинизелли вёл железной рукой. С тем же упорством, с каким он наполнял программы цирка всё новыми номерами, он продолжал пополнять собственный кошелёк.
В январе, когда его новый цирк буквально ломился от публики, он, не особенно заботясь об удобстве зрителей, стремился заполнить каждое из 5000 мест. От непомерных цен в цирке Чинизелли страдали не только самые неимущие, сидевшие на вторых и третьих местах. То ли на фоне всеобщего ажиотажа и переполненности цирка на лучших представлениях, то ли из экономии средств, но состоятельная публика стала заполнять ложи сверх меры. Уже в феврале 1878 года Чинизелли вынужден был сообщить в афишах, что «в ложах посетители должны сидеть по числу стульев, в противном случае на каждую особу должен быть взят особый билет по расчёту стоимости стула в ложе».
Неудобств было много. Главная из них — спёртый воздух, вынуждавший зрителей прежде времени покидать цирк. Как выяснила «Петербургская газета», проблемы с вентиляцией были связаны не с недостатками проектирования, а с желанием дирекции цирка сэкономить на дровах. Вентиляция была вытяжной, и для нагрева воздуха во внешних каналах, способствовавших оттоку воздуха из зала, требовалось топить прилегающие к ним печи, что поначалу не делалось.
Чинизелли поскупился и на обустройство буфета для посетителей первых, вторых и третьих мест, из-за чего вся курящая публика толпилась в одном лишь нижнем буфете. На освещении также экономили: публика собиралась на вечерние представления уже в семь часов вечера, однако фойе начинали освещать только в половине восьмого. Поначалу было так же темно и перед самим цирком, однако это неудобство Чинизелли вскоре устранил и обустроил электрическое освещение не только площади перед цирком, но и прилегающих улиц.
С большинством неурядиц Чинизелли удалось справиться. Однако со зданием продолжали приключаться беды. К августу 1878 года обсыпалась вся штукатурка, обнажив кирпичную кладку. Пятна сырости проступили и изнутри, в особенности были испорчены купол и коридоры, ведущие к кассе. Во время февральской оттепели 1879 года оттаяла крыша, став причиной почти проливных дождей в цирке. Особенно страдали ложи первого яруса, над которыми располагался шов в конструкции купола. Прекрасная роспись купола, украшения стен и колонн облупились и потеряли прежний блеск. В ходе ремонтных работ была не только обновлена крыша, но и увеличены конюшни, артистические уборные, буфеты. Кроме того, были проведены подземные работы для приспособления арены цирка для постановки особенных пантомим.
Несмотря на улучшения, публика продолжала жаловаться на дороговизну мест в цирке. Не слишком дорогие, по сравнению с ложами, первые места по 1 рублю и 25 копеек оказывались на самом верху, и видно оттуда зрителям было плохо. Тем временем в театрах места за 1 рубль были несравнимо удобнее. Кроме того, публике приходилось раскошеливаться за хранение платья.
Директор цирка оставался безучастным — цены ни разу не были понижены. Не было при Гаэтано и льгот для детей. Единственный шаг навстречу просьбам публики заключался в устройстве дневных представлений, предназначенных как раз для детей. Ценовая разница с театрами несколько сгладилась после того, как летом 1880 года дирекция Императорских театров повысила цены на театральные билеты, однако публика продолжала жаловаться «на непомерно высокие цены местам», сообщал в 1881 году «Петербургский листок».
Из-за дороговизны мест в будние дни представления в цирке нередко шли при полупустом зале, однако это не смущало Гаэтано Чинизелли. Уже при нём стала намечаться традиция посещать цирк по средам и субботам, когда на арене можно было увидеть дебютные выступления новых артистов, и зал в эти дни заполнялся до последнего места.
Сезон 1881–1882 годов в цирке открылся 1 октября. Спустя несколько дней газеты сообщили о смерти Гаэтано Чинизелли. Основатель петербургского каменного стационара умер 4 октября от мочекаменной болезни, перенеся несколько операций. Его отпевали в католической церкви Святой Екатерины, прихожанином которой он был. Похороны превратились в яркое событие для уличных зевак: «Гроб был украшен тропическими растениями и массой венков с надписями; из числа их выделялся громадных размеров лавровый венок с надписью "repose in paix". Тело почившего похоронено на Смоленском кладбище. <...> Впереди несли 9 подушек с орденами. Гроб несли на руках до Исаакиевского собора. За гробом старший сын покойного вёл любимую его лошадь. Во всё время шествия играл оркестр военной музыки. Вся труппа цирка и масса народа сопровождали почившего до кладбища», — писал «Петербургский листок».
Гаэтано Чинизелли умер тогда, когда предприятие его прочно стояло на ногах. Крупные финансовые проблемы были улажены, стационарное здание выстроено, преемственность гарантирована в лице набравшихся опыта детей-артистов. Ему удалось сделать то, что пытались до него многочисленные владельцы странствующих трупп, — выстроить в Петербурге действующий стационар и обеспечить его деятельность на многие годы вперёд.
Редакция благодарит Большой Санкт-Петербургский государственный цирк за подготовку материала к публикации.
À PROPOS
Встреча Чинизелли с семейством Гинне, вероятно, произошла благодаря Франсуа Боше. Он был известен в цирковом мире как артист, создавший собственную систему дрессировки лошадей, ставшую стандартом для многих наездников, самостоятельно готовивших своих четвероногих партнёров. Влияние его системы испытали почти все крупные цирки того времени.
Все шестеро детей Вильгельмины и Гаэтано — Андреа, Эмма, Эрнесто, Вирджиния, Каролина и Сципионе — выбрали цирковую стезю. И сыновья, и дочери были успешными наездниками, а трое сыновей впоследствии вели семейное дело в качестве директоров.
Перечисляя выгоды, которые мог бы извлечь город от постройки цирка, Чинизелли не преминул упомянуть, что его деревянный цирк «неоднократно был осчастливлен посещением Государя Императора и почти ежедневно особами императорской фамилии».
Приглашение одновременно нескольких клоунов было в то время распространённой практикой. Это должно было способствовать духу соревнования между разными клоунами, что особенно завлекало публику, стремившуюся по обыкновению найти себе любимцев и отстаивать их перед соперниками.
Действие полнометражного биографического кино про Гаэтано Чинизелли разворачивается в солнечной Италии и пасмурном Санкт-Петербурге. Молодые кинематографисты Николай Дрейден, сын знаменитого петербургского актёра Сергея Дрейдена, и Максим Диденко впервые представили свой сценарий на фестивале в Вологде. Презентация творческого проекта потенциальным продюсерам в профессиональной киносреде называется питчингом. Визитёры из Санкт-Петербурга отработали свой вологодский питчинг блистательно: с «сурдопереводом», иллюстрацией рассказа блёстками, цирковым гримом. Жанр фильма — сатирическая трагикомедия для семейного просмотра.
Литература:
J. Halperson. Das Buch vom Zirkus. Düsseldorf, 1926
Селёзнева-Редер И. А. Цирк в Санкт-Петербурге первой половины XIX века. СПб., 2009
Кузнецов Е. М. Цирк: происхождение, развитие, перспективы. М., 1971
Афиши Санкт-Петербургских императорских и частных театров. РГИА. Ф. 497
