• Текст: Cлова Татьяны Любиной с цитатами Николая Баранова
  • N 84/106

Воспоминания Николая Баранова

Главный архитектор Ленинграда в 1938‒1949 годах, заместитель председателя Исполкома Ленинградского городского совета в 1943‒1944-м Николай Варфоломеевич Баранов вспоминал, что «видел изъятый у пленного фашистского офицера план Ленинграда, на котором весь город был разделён на квадраты, а все подлежащие обстрелу объекты были помечены номерами. Под номером «девять» значился Эрмитаж, под номером «сто девяносто два» — Дворец пионеров, а под другими номерами — театры, музеи, школы, заводы, больницы…

11_LOL_6343.jpgЗдание Исполкома Калининского райсовета, Концертный зал «У Финляндского», над проектом которого работал Н. В. Баранов в соавторстве с Н. Г. Агеевой и Г. И. Ивановым. Фотография Лолиты Крыловой.

Поручение разработать предложения относительно маскировки важнейших объектов городскими властями было дано Архитектурно-планировочному управлению Исполкома Ленсовета, сокращённо именовавшемся АПУ, ещё в начале лета 1940 года. На тот момент ни у архитекторов, ни у художников, ни у военных опыта подобных работ не было. Одни военные с этой задачей справиться не могли. Но именно начальник инженерного управления Ленинградского военного округа подполковник Борис Бычевский подсказал обратившемуся к нему за советом главному архитектору города Николаю Баранову, что при маскировке нужна специальная краска, которая не обнаруживается фильтрами с самолётов. Летом того же года была выполнена аэрофотосъёмка. Она была необходима, чтобы представить себе панораму Ленинграда с разной высоты, в различных ракурсах и, что очень важно, в динамике полёта. 

Воздушная рекогносцировка

После аэрофотосъёмки требовалось осуществить воздушную рекогносцировку. Лично приняв в ней участие, Баранов записал: «В солнечный июньский день 1940 г. состоялся рекогносцировочный полёт на открытом двухместном самолёте конструкции Поликарпова. Красота, открывшаяся передо мной, захватывала дух. С высоты 2000 метров я увидел громадное пространство Финского залива и Ладожского озера, излучины Невы, огромный массив города и его центра с характерной трёхлучевой планировкой, шпиль Адмиралтейства, купол Исаакиевского собора, шпиль Петропавловского собора, блестящие трассы рек и каналов. Надо было быть сказочным волшебником, чтобы укрыть такую яркую природную панораму. Но в полёте я убедился в том, что укрытие отдельных городских объектов и характерных подводящих к ним ориентиров вполне возможно и необходимо.

Мы подлетали к Ленинграду с различных направлений и на разной высоте.

Когда мы приземлились, лётчик мне сказал:

— Кстати, бомбы никогда не сбрасывают над объектом, а в зависимости от высоты, скорости полёта и ветра, раньше…

И это тоже следовало иметь в виду».

Вскоре группой архитекторов был разработан эскизный проект общей маскировки Ленинграда. Однако к решению конкретных задач приступили только летом 1941 года — когда уже началась война. Уже 18 августа в АПУ был создан специальный отдел проектирования, который занимался технической маскировкой города, проектированием и строительством убежищ и укрытий, разработкой проектно-сметной документации восстановительных работ. Координировал всю эту сложнейшую работу Отдел охраны памятников Управления по делам искусств Леноблсовета.

Маскировка памятников

Первым замаскированным объектом стал Смольный. Задача его маскировки, а также маскировки всех жизненно важных для города зданий и сооружений была поставлена секретарём горкома ВКП (б) Алексеем Кузнецовым перед Николаем Барановым 26 июня. Эскиз маскировки был выполнен меньше чем за сутки. Баранов уточнил: «Наш эскиз был рассчитан только на летнее время, но мы предусмотрели возможность вносить изменения, естественным образом возникающие осенью и зимой, когда деревья теряют листву или же выпадает снег. О весне мы не думали потому, что очень хотелось верить: война продлится недолго». Задача была сложной. Смольный институт расположен вблизи излучины Невы, неподалёку от Смольного монастыря. Эти ориентиры укрыть невозможно, поэтому единственным решением было воспользоваться окружающим парком и скрыть здание под искусственным покровом больших куртин деревьев.

11_LOL_6381.jpg
Башня здания Финляндского вокзала, над проектом которого работал Н. В. Баранов в соавторстве с П. А. Ашастиным и Я. Н. Лукиным, 2019 год. Фотография Лолиты Крыловой.

Проект укрытия Смольного уже на следующее утро получил полное одобрение. Для маскировочных работ были мобилизованы декораторы всех 17 театров Ленинграда. Гардинно-тюлевой фабрике, текстильному комбинату и декорационным мастерским было поручено срочно сплести специальные сети и в соответствии с эскизом наложить на них имитирующие кроны деревьев расписанные куски брезента. Маскировка началась с северной части здания, половину Смольного укрыли за два дня. Маскировочные сети были растянуты на канатах, укреплённых в 20–25 метрах от стен. При помощи этого несложного приёма были полностью убраны светотени и до неузнаваемости изменён П-образный объём Смольного. А уже 30 июня первый секретарь Ленинградского обкома Андрей Жданов показал Баранову рапорт командира авиационного истребительного подразделения Героя Советского Союза Данилова — с высоты тысячи метров замаскированные корпуса северной части Смольного не распознаются и сливаются с окружающим его парком: «Ну как, вы довольны? — спросил Жданов. — Желаю успешно закончить работу!»

За все дни и ночи блокады на Смольный, где работало партийное и советское руководство Ленинграда, не упала ни одна бомба, в него не попал ни один снаряд. Была проведена и маскировка местности: на площади Пролетарской диктатуры были сооружены макеты домов, и, чтобы скрыть излучину Невы, в продолжение Советского — ныне Суворовского — проспекта была изображена река.

В сентябре, когда участились обстрелы, Военный совет Ленинградского фронта дал задание Ленгорисполкому срочно замаскировать наиболее характерные ориентиры — купол Исаакиевского собора, шпили Петропавловской крепости, Адмиралтейства и другие. Баранов записал: «Некоторые горячие головы с ходу предложили разобрать башни, купола и шпили. Но это мнение сразу же было отвергнуто — не хватало ещё собственными руками разрушать выдающиеся архитектурные и художественные ценности!»

Наиболее надёжной была бы маскировка постоянными лесами, но возвести их было невозможно из-за отсутствия рабочих. Решили купола и шпили покрасить серой масляной краской. Но тут же возникли опасения, что впоследствии, когда придётся смывать краску, снимется и тончайшая позолота. Химики выяснили, что эта опасность реальна для шпиля Адмиралтейства, где тончайшие листы золота уложены на специальный клей. Позолота шпиля Петропавловского собора и купола Исаакиевского собора производилась позже — методом гальванопластики, — и держалась прочно. Поэтому там краску можно было снять с помощью специальных химикатов, не повредив позолоту.

Маскировку высотных ориентиров начали со шпиля Адмиралтейства. За одну ночь был сшит громадный чехол весом полтонны. Чтобы натянуть его на шпиль, требовалось укрепить блок на верхней точке иглы. Лишь на 15-й день, после многих неудач, лётчику А. Судакову под руководством одного из архитекторов удалось забросить с аэростата на шпиль петлю с тросом. И тогда спортсмены-альпинисты, используя этот трос, укрыли Адмиралтейскую иглу и кораблик чехлами.

Были замаскированы и купола Исаакиевского собора. По его периметру были подняты аэростаты, а окна заложены кирпичом. Самым трудным оказалось замаскировать шпиль Петропавловского собора. Его верхушка в сильный ветер раскачивается с амплитудой полтора метра. Предстоящую операцию могли совершить только смелые и опытные люди. И такие смельчаки в Ленинграде нашлись. Имена легендарных альпинистов, укрывавших и маскировавших высотные доминанты Ленинграда, — Ольги Фирсовой, Михаила Боброва, Алоиза Зембы, Михаила Шестакова, Андрея Сафонова, Леонида Жуковского — навсегда остались в истории города.

Уже после войны Баранов, присутствовавший на всех маскируемых объектах, написал: «Дерзкий по своей вызывающей смелости, получивший мировую известность ремонт повреждённого ангела, венчающего шпиль Петропавловского собора, произведённый в 1830 году Петром Телушкиным, побледнел перед маскировочными работами, произведёнными полуголодными альпинистами осаждённого Ленинграда».

В начале войны для маскировки мостов пробовали использовать специальные корыта, которые устанавливались на мостах. В них заливалась вода. Сверху казалось, что моста нет. Но мост отбрасывал тени, с которыми пытались бороться светом прожекторов, но это было неудобно и трудоёмко. Тогда мосты стали маскировать под развалины, которые, тем не менее, не мешали проезду транспорта. По ночам особая подсветка прожекторами изменяла направление и характер теней, сбивая с толку немецких пилотов. Немцы не сумели разрушить ни одного из шестисот ленинградских мостов.

С конца августа началась маскировка Московского и Витебского вокзалов, а также отдельных участков Октябрьской и Витебской железных дорог. Вокзалы тоже были замаскированы под руины, рядом сооружались объёмные ложные дублёры. 

11_LOL_6331.jpgБашня и площадь перед зданием Финляндского вокзала, над проектом которого работал Н. В. Баранов в соавторстве с П. А. Ашастиным и Я. Н. Лукиным, 2019 год. Фотография Лолиты Крыловой.

Главная водопроводная станция Ленинграда была замаскирована под жилую застройку. Её укрыли горизонтальными козырьками, которые давали тени, никак не сопрягающиеся с тенью, отбрасываемой водонапорной башней. И хотя станция была одним из важнейших объектов для вражеской бомбардировки, разбомбить её немцы так и не сумели.

Цехи заводов, как правило, были значительно больше по размеру, чем окружающие их жилые дома. Поэтому на плоских крышах цехов создавались макеты зданий, которые зрительно членили промышленные корпуса, создавая иллюзию обычного городского квартала или же двора. Иногда отдельные зоны предприятий маскировались под парк или сквер. Так поступили, например, с некоторыми цехами Кировского завода.

Объём технической маскировки неуклонно рос, и вскоре эта служба стала одной из главных в АПУ. Её главной заботой стало осуществление проектов и поддержание маскировки в «рабочем» состоянии. Работа приняла настолько системный характер, что в первом квартале 1943 года по указанию бюро ЛГК ВКП (б) специалистами АПУ была разработана и введена в действие единая система технической документации по маскировке. Особенно это было важно при перемене времён года: каждый раз приходилось менять маскировку и создавать новые декорации. И делалось это не в соответствии с календарной сменой сезонов, а каждый раз, когда ландшафт менялся по прихоти погоды. Например, снег после снегопада и снег после оттепели — это совершенно разный снег. Разрушения также маскировали — скрывали за фасадами, нарисованными на фанерных щитах. Николай Баранов вспоминал: «Мы строили доты и дзоты в черте города, маскировали орудия и военные корабли, но основная наша обязанность заключалась в маскировке следов артиллерийских обстрелов и бомбёжек. 

…На места поражений прибывали сразу после бомбёжки. Откапывали живых, убирали мёртвых, затем обмеряли контуры провалов стен, рисовали на фанере уничтоженный участок фасада. Работали больше ночами, чтобы к утру, пока немцы не зафиксировали попадания, успеть приладить бутафорию к уцелевшей части стены. …Закончив маскировку объекта, делали всё возможное для ремонта коммуникаций. Там, где здание было разрушено до основания, среди руин прокладывали дороги».

Обмеры зданий

Другой неотложной задачей АПУ под руководством Николая Баранова стало проведение натурных обмеров. Главный архитектор рассказывал: «Мы ещё не знали о варварстве фашистов по отношению к культурным ценностям и потому не предполагали, что величественные памятники архитектуры, не имеющие никакого военного значения, такие как Адмиралтейство, Зимний дворец, Эрмитаж, Исаакиевский собор, Русский музей, пригородные дворцы и парки могут оказаться объектами бомбёжки. Но мы не исключали возможность случайного попадания в любое из творений великих зодчих, поэтому все мы были озабочены состоянием натурных обмеров. Без них восстановление разрушенных или сильно повреждённых зданий — дело чрезвычайной трудности, а иногда и безнадёжное».

«Я наивно полагал, что основная проектная документация по архитектурным памятникам сохранилась в архивах со времени их постройки. К тому же я знал, что на протяжении многих лет велись плановые обмерные работы. Теперь же, в начале войны, выяснилось, что по целому ряду объектов эти работы не были завершены. Хуже того, у некоторых архитектурных шедевров, например, у Павловского дворца, обмеров вообще не оказалось. Это обстоятельство было неожиданным даже для работников Инспекции по охране памятников архитектуры». 

В Ленинграде обмерные работы были форсированы за счёт дополнительных обмерных бригад, в состав которых вошли сотни освободившихся от проектирования архитекторов. К сожалению, к этой работе нельзя было привлечь простых добровольцев: фасады требовалось не только измерить, но и вычертить, а некоторые элементы — например, карнизы, — ещё и отрисовать. Работы удалось немного ускорить, воспользовавшись уже смонтированными строительными лесами — в городе с весны вёлся плановый ремонт фасадов. Сезон белых ночей был в самом разгаре, поэтому обмеры велись почти без перерыва.

«То, что нашими архитекторами было сделано в пригородах, пока линия фронта держалась  на Лужском оборонительном рубеже, а затем — на протяжении всей блокады — в Ленинграде, после войны сослужило неоценимую службу для успешной ликвидации разрушений и для реставрации пострадавших зданий».

11_LOL_6123.jpgБывший стадион им. Ленина, ныне Спортивный комплекс «Петровский», над проектом которого работал Н. В. Баранов в соавторстве с О. И. Гурьевым и В. М. Фромзелем. Фотография Лолиты Крыловой.

Генеральный план

Разработка Генерального плана послевоенного восстановления и развития Ленинграда началась уже весной 1942 года. А его широкая реализация — с марта 1944-го, лишь месяц спустя после полного освобождения города от фашистской блокады. Главный архитектор Ленинграда Николай Баранов вспоминал: «В конце мая 1942 года мной была составлена первая докладная записка об основных направлениях разработки проекта восстановления и дальнейшего развития Ленинграда. Записка была иллюстрирована многими эскизами и передана Андрею Александровичу Жданову и в горисполком. Реакция была быстрой. Наши предложения были поддержаны и становились основой для предстоящей проектной и строительной деятельности».

К работе над планом Баранов собирался привлечь Льва Александровича Ильина — выдающегося советского архитектора-градостроителя, с 1925 по 1938 год занимавшего пост главного архитектора Ленинграда, — его и сменил Баранов. Под руководством Ильина разрабатывался первый советский генеральный план развития города. «Я рассказал Ильину о своей идее воссоздать в ходе восстановления города ансамбли Инженерного замка и площади Искусств, перестроить территорию ипподрома, решительно реконструировать районы Финляндского вокзала и Смольного. Он горячо одобрил мои предложения и подчеркнул необходимость реконструировать районы Александро-Невской лавры и площади Труда так, чтобы раскрыть исторические ансамбли бывшей Лавры и Крюкова канала к набережным Невы».

К глубочайшему сожалению, этот творческий дуэт не состоялся: 11 декабря 1942 года Лев Александрович Ильин погиб во время артиллерийского обстрела.

Год спустя, в мае 1943 года, Баранов выступал в Москве на пленуме правления Союза архитекторов СССР. Полное название его доклада звучало так: «О проекте восстановления и дальнейшего развития Ленинграда и реализации его в условиях военного времени». И доклад, и выставка проектов новых архитектурных ансамблей, которые должны были быть возведены в ходе воссоздания города, произвели впечатление на архитекторов столицы. Баранов писал: «Москвичи говорили нам тогда: „Поверить трудно, что в блокированном городе, в ужасных условиях — в голоде, холоде и при обстрелах — шла такая активная творческая жизнь“.

Нас, ленинградцев, поздравляли за то, что мы намеревались компенсировать разрушенное созданием новых крупных градостроительных комплексов, за разработку эскизов воссоздания исторических ансамблей площади Искусств, Инженерного замка и частично Невского проспекта путём устранения позднейших искажений планировки и архитектуры, дабы воскресить исторический архитектурный облик зданий».

Руководители АПУ совместно с руководством ленинградского Союза архитекторов инициировали проведение в городе творческих соревнований. Были объявлены конкурсы на лучшие проекты памятника рабочим Кировского завода, погибшим при защите Ленинграда, реконструкции Советского проспекта, Мытнинской набережной, восстановления Гостиного двора. В книге А. Бурова «Блокада день за днём», выпущенной Лениздатом в 1979 году, на 15 августа 1942 года пришлось следующее событие: «Наглядной иллюстрацией к деятельности ленинградских архитекторов явилась выставка, на которой представлены проекты восстановления повреждённых гитлеровцами творений зодчества, в частности, Гостиного двора. Выставка даёт также представление о спроектированных архитекторами сооружениях для защиты зданий и монументов, а также  о маскировочных работах».

Ещё в 1940 году в ознаменование предстоящего 240-летия Ленинграда, руководство АПУ предложило издать специальную работу, посвящённую архитектурному разбору развития города, — капитальную монографию «Ленинград». Она должна была состоять из двух разделов: текстового обзора и фотоиллюстраций со старыми ансамблями города и его новыми проспектами, площадями и набережными. 

К началу блокады все тексты и иллюстративный материал монографии сохранились. Осталось самое трудное — издать монографию в блокадном Ленинграде. До юбилея оставался год, и откладывать решение об издании книги было нельзя. 

Иначе как подвигом не назвать то, что сделали рабочие-печатники типографии имени Ивана Фёдорова: шатаясь от голода и болезней, часто вручную — из-за перебоев в подаче тока — они на хорошем типографском уровне напечатали две с половиной тысячи экземпляров монографии. Пятьдесят из них были именными. «Работы в АПУ всё прибавлялось — росла нагрузка и у меня. Вот неполный перечень дел, которыми мне приходилось заниматься в те дни: разработка основ генерального плана восстановления и развития города; руководство маскировкой важнейших городских объектов и аварийно-восстановительными работами; контроль за выходом в свет монографии „Ленинград“. Кроме того, по ночам я пытался работать над конкурсным проектом памятника, посвящённого прорыву блокады Ленинграда… 

Но эта попытка сорвалась — чересчур много было текущей работы», — вспоминал Баранов. Думал он и о практической реализации создаваемого генплана, о том, кому разрабатывать проектную документацию каждого объекта будущей грандиозной стройки, кто будет вести реставрационные работы: «Неотложных дел было невероятно много, но главным, конечно, была работа над проектом восстановления и развития Ленинграда. Никто не забывал и о том, что это лишь начальный этап градостроительной деятельности. Важнейшим её итогом должно было стать практическое воплощение архитектурного замысла в возрождённых и вновь построенных кварталах. Всё чаще вставал вопрос: кто же будет претворять в жизнь наши проекты? Как в короткие сроки решить проблему подготовки мастеров-реставраторов? В прошлую зиму погибло большинство великолепнейших мастеров — художников-декораторов и скульпторов, опытных строителей, первоклассных реставраторов, краснодеревщиков, резчиков-позолотчиков, альфрейщиков [работа по готовым трафаретам и шаблонам по высохшему грунту, — прим. автора], чеканщиков. Но устранить разрушения было немыслимо без искусных специалистов. Требовались поистине золотые руки».

Решить эту труднейшую задачу без крупного и сильного в профессиональном отношении института было немыслимо. Такого проектного института в блокадном Ленинграде не было: Ленпроект расформировали ещё начале войны, а оставшихся в АПУ архитекторов, инженеров, экономистов, сметчиков, геодезистов было очень мало. И руководство АПУ решило, что несмотря на трудности и сложную фронтовую ситуацию, нужно как можно скорее воссоздать Ленпроект, архитектурные мастерские которого будут выполнять проекты восстановления повреждённых зданий.

Председатель горисполкома П. С. Попков и секретарь горкома партии А. А. Кузнецов эти предложения одобрили, и АПУ приступило к их осуществлению.  До войны в Ленинграде работало более двух тысяч архитекторов и четырёх тысяч специалистов других градостроительных профессий. Ранней весной 1942 года можно было рассчитывать примерно на сто архитекторов и 200–250 инженеров и техников, которых буквально пришлось отвоёвывать  у голода и холода. Это неудивительно. Всё население Ленинграда за время блокады сократилось с трёх миллионов до численности немногим больше полумиллиона человек.

«Долгие разговоры и дискуссии с коллегами постепенно привели меня к твёрдому убеждению, что единственно верным выходом будет создание специального архитектурно-художественного училища, примерно такого же, каким в своё время было художественно-промышленное училище Штиглица. Где найти будущих учащихся? В Ленинграде  1943 года это было предприятием безнадёжным. И вот среди ленинградских воспитанников, эвакуированных в Горьковскую и Кировскую области, на Урал, до ноября 1943 года были проведены конкурсы, которые выявили наиболее одарённых в рисунке и лепке ребят от 14 до 17 лет. Их оказалось 178 человек. В конце ноября они прибыли в Ленинград и были зачислены в архитектурно-художественное училище.

К приезду ребят ленинградские строители сделали всё, чтобы подготовить учебное здание и общежитие: бойцы ремонтно-восстановительного полка капитально отремонтировали центральное отопление, застеклили окна, отремонтировали оборудование», — писал Николай Баранов.

11_LOL_6519.jpgМалоэтажные жилые дома в районе Новой деревни, проекты которых разработали Н. В. Баранов, О. И. Гурьев и В. М. Фромзель в конце 1940-х — начале 1950-х годов. Фотография Лолиты Крыловой.

История училища началась драматически: в первый же день при разгрузке вещей во дворе прогремел взрыв, унесший жизни шести воспитанников и учительницы. 

К работам ученики приступили всего через три месяца напряжённых занятий по стенной росписи, декоративной лепке и формовке, художественной обработке мрамора, металла и дерева. Первым объектом стало здание бывшего российского министерства просвещения на площади Ломоносова, выстроенного Карлом Росси. Реставрация помещений этого здания закончилась в конце августа 1944 года.

В 1945 году именно это училище было преобразовано в Высшее художественно-промышленное училище и получило в своё распоряжение здание бывшей художественно-промышленной школы барона Штиглица.

В конце марта 1944 года, вскоре после разгрома немцев под Ленинградом, Государственный Комитет Обороны СССР принял специальное решение о скорейшем восстановлении ленинградской промышленности и городского хозяйства. Ленинградцами овладел самый настоящий трудовой энтузиазм: люди хотели как можно скорее восстановить дома и заводы, школы и театры. 

«К июню уже прояснились основные положения Генерального плана восстановления Ленинграда и были разработаны первые, самые срочные проекты. Для их осуществления требовались многие тысячи каменщиков, плотников, бетонщиков, сантехников, рабочих других строительных специальностей. Требовалось создать и расширить реставрационные мастерские. Реальный выход был только один — срочно организовать широкое обучение горожан, включить в восстановительный процесс рабочих и служащих, домохозяек и учёных, молодых и пожилых. Исходя из этой единственной возможности, сессия Ленсовета приняла решение привлечь всех ленинградцев к восстановлению городского  хозяйства, установив специальные нормы работы на стройках: от 10 до 60 часов в месяц, в зависимости от занятости на основном месте работы», — вспоминал главный архитектор, являвшийся в эти годы и заместителем председателя Ленгорисполкома.

Помогали и военные: «29 мая в перерыве между заседаниями сессии ко мне подошёл командующий Ленинградским фронтом маршал Леонид Александрович Говоров и спросил:

— Вы, как главный архитектор города, можете мне сказать, каким образом командование фронта в состоянии помочь восстанавливать архитектурные памятники?..

Через несколько дней я познакомил маршала с проектами восстановления. Помощь пришла буквально на следующий же день. Воинские подразделения быстро разобрали постройки, искажавшие ансамбли площади Искусств и Инженерного замка, а также здания, мешавшие прокладке улиц на территории ипподрома. Кроме того, солдаты расчистили завалы, участвовали в простейших работах по благоустройству, сажали деревья…»

В сентябре 1944 года на городском совещании передовиков-строителей было объявлено, что план года выполнен на 50 процентов, восстановлено 400 000 квадратных метров жилой площади, отремонтировано 135 000 квадратных метров железной кровли, застеклено 40 000 квадратных метров окон, 40 километров вышедших за блокаду из строя водопроводных и канализационных труб заменили новыми. В начале 1945 года ряды ленинградских строителей пополнились 17 000 рабочих-строителей, а к весне закончили обучение около 70 000 человек.

Разработка Генерального плана восстановления и развития Ленинграда была полностью закончена в 1947 году. Но его широкая реализация началась с марта 1944 года. Именно поэтому к началу 1950-х годов многие из намеченных градостроительных операций уже были завершены или же находились в стадии реализации. 

Для подготовки публикации использованы фрагменты книги Н. В. Баранова «Силуэты блокады: Записки главного архитектора города», Ленинград, Лениздат, 1982, и других изданий.

a propos

Татьяна Петровна Любина — постоянный автор Журнала Учёта Вечных Ценностей «Адреса Петербурга», член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области, активный участник мероприятий Гильдии журналистов, работающих в сфере архитектуры, строительства и сохранения культурного наследия.

Nota bene

Николай Варфоломеевич Баранов в 1931 году окончил Ленинградский институт гражданских инженеров, ныне — Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет, завершив в 1934-м архитектурное образование в Институте живописи, скульптуры и архитектуры, ныне этот вуз именуется Санкт-Петербургской академией художеств. Начав карьеру в легендарном Гипрогоре, вырос до главного архитектора института. В 1938–1949 годах главный архитектор Ленинграда, в 1941–1943-м заместитель председателя Ленгорисполкома. Был осуждён по «Ленинградскому делу», исключён из Союза архитекторов и выслан в Среднюю Азию. Реабилитирован в 1954-м. Начальник архитектурно-планировочного отделения института «Гипроникель» Минцветмета СССР в 1953–1955 годах, с 1961-го до 1983 года. Действительный член Академии строительства и архитектуры СССР и Академии художеств СССР, депутат Верховного Совета РСФСР 2-го созыва.

Имена ленинградских архитекторов и художников, работавших в городе во время блокады 1941–1944 годов: главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов; его заместитель, один из авторов ещё довоенного плана маскировки Ленинграда Александр Иванович Наумов; руководитель Государственной инспекции по охране памятников архитектуры (ныне — КГИОП Санкт-Петербурга) Николай Николаевич Белехов; архитектор Александр Иванович Гегелло — автор памятника-шалаша В. И. Ленину в Разливе, — разработавший проект объёмной маскировки Смольного, в котором была решена проблема светотеней; архитектор, теоретик и практик транспортной архитектуры Игорь Георгиевич Явейн — в годы войны он занимался маскировкой ленинградских вокзалов; архитектор, художник, мастер художественного стекла Борис Александрович Смирнов, в войну — офицер ДКБФ, осуществлявший маскировку кораблей и подлодок Балтийского флота, стоявших на Неве (о нём подробно рассказывалось в «Адресах Петербурга» № 69/83); бывший главный архитектор Ленинграда, автор генерального плана развития города Лев Александрович Ильин; архитектор, художник Яков Осипович Рубанчик, руководивший во время блокады бригадами по обмеру зданий-памятников — и многие другие.

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.