Последняя невосполнимая утрата — редкий памятник «деревянного классицизма» начала XIX века, построенный архитектором А. И. Мельниковым усадебный дом Какуриных в Скреблове, с изящным четырёхколонным портиком. Его спалили в начале 2003 года. Да и там, где сохранились кое-какие флигели, служебные строения, следы парковых аллей, пруды, вековые деревья — всё так заброшено, что остаётся только развести руками.
На этом безрадостном фоне судьба Борового кажется завидной, а ценность курьёзного поместья олигарха начала ХХ века только возрастает. Когда был жив великолепный дворец Половцовых в Рапти на противоположном берегу Череменецкого озера, львовское Боровое, конечно, не казалось чем-то особенным. Но от взорванного при отступлении фашистов дворца в Рапти практически ничего не осталось: и стены, и лестницы, и террасы растащены по кирпичику местными мародёрами. Усадьба Боровое выжила, а после войны её продолжало использовать как дом отдыха ведомство, которое поселилось здесь ещё в 1940-м, — НКВД.
Путь в Боровое от Петербурга идёт за Лугу по Киевскому шоссе. За Городцом надо свернуть по указателю влево (как раз в направлении Скреблова) и доехать до столба с надписью «Дом отдыха МВД». В принципе, вход и въезд запрещены, но никто не останавливает. Направляясь к озеру, вы вскоре увидите современные корпуса дома отдыха, к которым сворачивает направо дорога, спускающаяся по склону оврага.
Лучше пойти прямо, через несколько шагов обнаружив в тени высоких елей и сосен беседку-ротонду, будто сошедшую с гравюры пушкинской эпохи. В таких беседках с круглым куполом, поддерживаемым ионическими колоннами, любили назначать свидания девушки в длинных белых платьях и кавалеры в сюртуках и сапогах со шпорами. В довоенном фильме «Дубровский» объяснение Владимира с Марьей Кирилловной происходило именно в этой беседке.
Главный сюрприз — в положении беседки на краю уступа, по которому сбегают ступени двухмаршевой лестницы. Внизу перед вами открывается вид на просторный двор, замкнутый с противоположной стороны широко распахнутыми крыльями элегантного загородного особняка. Центральный корпус отмечен своеобразным портиком, сдвоенные колонны которого поддерживают прорезанный полуциркульной аркой фронтон. Над портиком высится купол, отдалённо напоминающий Таврический дворец — эталон для бесчисленных усадебных домов «золотого века» дворянской России. Характерные для классицизма детали — рустовка нижнего этажа, замковые камни наличников, карнизы с метопами и триглифами, традиционная жёлто-белая окраска — могут на первый взгляд создать впечатление, что дому этому по крайней мере двести лет и строивший его архитектор — современник Старова и Воронихина. Однако, обойдя особняк со всех сторон и внимательно приглядевшись, замечаешь, что постройка значительно моложе. Явная перенасыщенность декора, не слишком выверенные пропорции, смешение разных ордеров убеждают: это не оригинал, а подражание. Типичное для начала не XIX-го, а XX века, когда некоторые архитекторы, уставшие от художественных изысков модерна, обратились к неоклассике. В общем, стилизация получилась достаточно выразительной. В особенности со стороны озера, к которому от выступающего на фасаде дорического портика ведут широкие ступени балюстрад.
Боровому нет ещё ста лет. В 1913–1915 годах Георгий Александрович Львов купил 118 десятин на берегу Череменецкого озера и сразу занялся устройством своей усадьбы. Средствами Львов располагал немалыми, но, видимо, как любой нормальный бизнесмен, не хотел переплачивать. Так что заказал проект загородного дома не Фомину или Кричинскому — тогдашним именитым зодчим, а безвестному «старшему технику» Семёну Петровичу Иванову, не вошедшему в энциклопедические перечни архитекторов начала XX века. Но общий уровень подготовки специалистов-профессионалов в то время был таков, что 30-летний выпускник знаменитого училища Штиглица, успевший уже побывать в Италии и Франции, сумел справиться с заказом, уверенно используя стилистику, бывшую тогда самой модной.
В некоторых описаниях Борового встречается ошибочное утверждение, будто его владелец принадлежал к княжескому роду. На самом же деле Георгий Александрович был внебрачным сыном дворянки Александры Петровны Львовой, незамужней хозяйки имения «Мозули» Витебской губернии. Георгий учился в Виленском реальном училище и только в 18 лет получил, по просьбе матери, высочайшее позволение носить фамилию Львов и отчество Александрович. Дворянином он не был признан, но пользовался правами личного почётного гражданства.
Окончив Санкт-Петербургский институт путей сообщения в 1904 году, Георгий семь лет служил на железных дорогах, но вышел в отставку и занялся предпринимательской деятельностью, достигнув миллионного состояния с фантастической быстротой. В 1910-м он был всего лишь заместителем начальника службы движения, а в 1912-м — уже директором правления товарищества «Нефть», самого крупного тогда предприятия в России, занимавшегося добычей, переработкой и торговлей нефтепродуктами. В сферу его интересов входили Баку, Фергана, Ухта; он стал крупным акционером, владельцем ценных бумаг; учредил торговые компании, общества и товарищества. При таком размахе деятельности возникла необходимость устройства тихой загородной резиденции для приватных переговоров и деловых встреч.
Лужский уезд в те годы переживал настоящий дачный бум. Здесь идеально сочетались удобство сообщения со столицей, обеспеченное железной дорогой, и просторы густых лесов с многочисленными озёрами. Места было много, и состоятельные люди имели возможность устраивать свои поместья на сотнях гектаров.
В Боровом архитектору помогла сама природа. Обрывистый склон к западу от усадебного дома обработан в виде уступов с лестницей, ведущей к беседке. Двор решён как круглый партер с клумбой в центре, от которой расходятся восемь дорожек. Мраморная статуя Гебы, украшающая клумбу, оказалась здесь лишь в послевоенное время — она была перенесена из соседней разрушенной усадьбы Рапти. Со стороны озера пологий берег постепенно повышается двумя ярусами террас, укреплённых гранитными блоками, по направлению к восточному портику дома.
Искусственная планировка коснулась лишь участков рядом с домом. Дальше раскинулся естественный сосновый бор. Как поэтично писала Нонна Мурашова, хозяин усадьбы «оценил красоту мощной колоннады стволов высоких сосен, чистый целительный воздух с терпким запахом смолы и хвои, торжественную тишину бора и отнёсся ко всему бережно». Впрочем, возможно, дальнейшему развитию парка помешало то, что владельцем Борового Г. А. Львов оставался всего четыре года…
Неизвестно, когда и при каких обстоятельствах скончался финансист, но сохранилось его завещание, составленное незадолго до революции, в 1917 году. Он оставлял два миллиона капитала, доход с которого должен был распределяться не только в пользу матери и жены — третья часть шла в благотворительный фонд: на поддержку обществ борьбы с туберкулёзом, проказой, психическими недугами и на создание интерната для беспризорных детей. Как в воду глядел! После революции в Боровом был устроен именно дом для беспризорников. Нетрудно понять, что там могло после этого остаться. Но уже с 1924 года Боровое начали использовать как лечебно-оздоровительное учреждение, каковым оно остаётся и в настоящее время.