Архитектурная керамика на банковском здании

Несложно заметить, что общее состояние керамики и, в первую очередь, её глазурного слоя напрямую связано с организацией инженерных систем. Так, сильнее всего оказались повреждены фрагменты, находящиеся в непосредственной близости от ливневых отливов, где керамика неизбежно напитывается влагой... Именно подобные инженерные просчёты довольно часто и ведут к утрате исторической архитектурной художественной керамики. Здесь уместно вспомнить керамику петербургской Соборной мечети, также произведённую в Кикеринских мастерских. Просчёты, допущенные при монтаже облицовки, а также проектировании системы водоотведения, привели к необратимым повреждениям керамики и её неоднократным заменам. При этом проведённые лабораторные исследования исторического фрагмента керамической облицовки мечети производства «Гельдвейн-Ваулин» говорят о том, что характеристики самого черепка и глазурного слоя практически безупречны и при других обстоятельствах они могли бы успешно выдерживать капризы петербургской погоды ещё долгое время.

Обнажившийся в местах утраты глазури ярко-красный цвет керамической массы позволяет предположить, что, как и в случае с уже упомянутой Соборной мечетью, Пётр Кузьмич Ваулин использовал для создания пензенских панно местную красножгущуюся глину, когда-то в изобилии добывавшуюся в окрестностях Петербурга.

Сами панно, созданные по рисункам гражданского инженера Александра Георгиевича Молокина, были изготовлены специально для этого здания, каждое под свою определённую нишу, и не тиражировались. Условный «тираж» из трёх копий — три стороны башни были декорированы одинаковым образом —достигался за счёт использования трафарета-шаблона, а не мастер-модели и форм. Этим объясняются и различия в рисунке однотипных вставок.

Можно предположить, что производство панно для пензенских банков происходило следующим образом: из предварительно подготовленной глины раскатывался пласт, на который с помощью трафарета переносился рисунок. Затем пласт разрезался на отдельные фрагменты согласно нанесённым контурам. Отдельные детали, требующие дополнительной проработки, или согласно проекту выделенные рельефом, долепливались вручную. Разбивка рисунка на отдельные плитки и детали сложной формы служила нескольким целям одновременно: во-первых, это позволяло упростить производство и значительно снизить процент брака, во-вторых, подчёркнутая «мозаичность» произведений, составленных из довольно крупных фигурных кусков, повторяющих своими очертаниями наиболее характерные контуры рисунка, сообщало готовому произведению особую выразительность и являлось особым художественным приёмом.

После первого обжига детали покрывались глазурью и снова отправлялись в печи. Правильный режим обжига, как и выбор материалов — массы и собственно глазурей, имел огромное значение для обеспечения качества керамики и возможности её дальнейшей длительной жизни на фасаде, без боязни трещин и утрат от перепадов температуры и влажности.

Мозаичный характер панно в сочетании с рельефом отдельных деталей можно считать одним из излюбленных художественных приёмов Кикеринской мастерской. Композиция из крупных стилизованных цветов, размещённая в щипце, напоминает фасадные майолики знаменитого дома Захаровых на Клинском проспекте в Петербурге. Любопытно, что известны случаи, когда мастера нумеровали фрагменты подобных многосоставных панно прямо на лицевой стороне — например, в усадьбе «Новый Кучук-Кой», для упрощения сборки. В данном же случае композиции не отличаются особой сложностью и большим количеством деталей, поэтому такие предосторожности не потребовались — или такие маркировки пока не выявлены.

Важную роль в художественном облике здания играл и другой вид архитектурной керамики — черепица.

К сожалению, на кровле здания она была полностью утрачена, зато продолжает быть яркой доминантой в решении характерного для северного модерна эркера, расположенного на одной оси с упомянутым выше щипцом. Его коническое завершение было окрыто черепицей двух разных видов — марсельской, так называемой «марселькой», и «бобровым хвостом». В документах упоминается, что для здания Дворянского земельного и крестьянского поземельного банка была выбрана «знаменитая итальянская черепица из Умбрии», однако, на наш взгляд, этот факт требует дополнительной проверки. Напрашивается предположение, что черепица могла также поставляться Художественно-керамическим производством «Гельдвейн-Ваулин», причём для изготовления марсельки нужного тона, как в случае с петербургским Домом Бажанова, могла быть приобретена партия терракотовой черепицы — например, у Старорусского кирпичного завода Новгородского губернского земства, покрытая затем нужной глазурью в Кикерино. Черепица формы «бобровый хвост» могла быть произведена непосредственно в мастерских Ваулина. Возможно, дальнейшие исследования и работы по реставрации сохранившейся черепицы в случае обнаружения клейм смогут прояснить этот вопрос.