Эрмитаж в годы войн

По приказанию обер-гофмаршала Н. А. Толстого 6 сентября 1812 года началась упаковка художественных собраний Эрмитажа. Согласно распоряжению императора, эвакуации подлежали Галерея драгоценностей, Картинная галерея, небольшая часть скульптуры — в основном, бюсты членов императорского дома — и вазы. Для этой цели купец Михайло Петров поставил в Эрмитаж «различного сукна, гвоздей, кастыльков, войлоков, ваты, пеньки льняной, ниток, картона, ящиков, различной бумаги и других упаковочных материалов Ёна сумму 703 рубля 50 копеек».

Руководил упаковкой и отправкой экспонатов начальник Второго отделения Эрмитажа Ф. И. Лабенский. Галерею драгоценностей вывозили двумя путями: тринадцать ящиков с бриллиантовыми вещами из неё были отправлены «водою с означением, что в них находится». «Сухим» путём, на подводах, везли пять ящиков с мелкими предметами, — табакерками, часами, коробочками, кольцами, подвесками, украшенными драгоценными камнями. В их числе были и знаменитые ювелирные подвески в виде лебедя с барочным жемчугом и кораблика с изумрудом. «Водным путём» вывозили яшмовые, мраморные, малахитовые вазы и бюсты российских императоров и императриц. Часть из них сложили в ящики, часть завернули в циновки.

Картины числом 874 упаковывали в 52 ящика, от пяти до сорока в зависимости от размера, большие полотна накатали на валы и упаковали в четыре ящика. На все предметы были составлены реестры с указанием, из каких залов они взяты. Всего через две недели, 19 сентября 1812 года, ценный груз уже был отправлен на двух кораблях.

В виду секретности операции корабли были обозначены только номерами № 41 и № 48. Сопровождали ящики до места назначения всего пять человек. Документы архива сохранили для нас их имена. Это были камердинер Андрей Митрохин, выполнявший обязанности реставратора, его помощники — камердинер Алексей Андреев и лакей Иван Трифонов, губернский регистратор Савелий Лузин и письмоводитель Густав Планат.

В целом, об этой экспедиции известно очень мало, даже место эвакуации эрмитажных коллекций в разных источниках указывается по-разному.  По одним сведениям, «огромные ящики с драгоценностями из Эрмитажа и Двора, картины, бриллианты и разное другое имущество царской фамилии» были доставлены в Выборг и помещены в замке — Шлоссе, «где был удвоен караул и учреждено особое дежурство штаб-офицеров». По другим сведениям, «драгоценности и разные вещи Императорского Эрмитажа и Кабинета Его Величества на судах были отправлены в город Вытегру».

В декабре 1812 года, когда Великая армия Наполеона была изгнана за пределы Российской империи, было принято решение о возвращении коллекций. Но пришлось ждать тёплого времени года, чтобы окончательно растаял лёд, и 1 июня 1813 года все ящики с коллекциями Эрмитажа были доставлены в Петербург и перенесены в Аванзал Зимнего дворца. Там в течение двадцати дней картины распаковывал, осматривал и вставлял в рамы скульптор Нашон с тремя мастерами, он же занимался починкой поломанных рам. Что же касается сохранности экспонатов, то, как следует из рапорта Ф. И. Лабенского обер-гофмаршалу А. Л. Нарышкину, пятеро служащих, которые «отправлены были при картинах и редких вещах и, имея тщательное за ними наблюдение, сохранили препорученную им кладь от всякого повреждения».

Прошло чуть более ста лет, и опять эрмитажные сокровища отправились в путь, на этот раз двумя партиями. К марту 1913 года политическая обстановка в Европе стала настолько напряжённой, что Министерство императорского двора приняло решение о подготовке Галереи драгоценностей и коронных драгоценностей из Зимнего дворца к возможной эвакуации. В июле 1914 года, за две недели до объявления Второй Отечественной войны, как её тогда называли, драгоценности были отправлены в Москву. Чтобы не создавать панику среди населения, основные собрания музея тогда было решено не вывозить.

В августе 1917 года в результате выступления генерала Л. Г. Корнилова и значительного продвижения немецких войск на фронте, Временное правительство приняло решение об эвакуации правительственных учреждений и наиболее ценных художественных собраний Петрограда в Москву. Решение это было по тем временам весьма непростым, — приходилось выбирать между опасностью, что сокровища пострадают в результате немецкого нашествия, и возможным разграблением эшелонов вооружёнными бандами, да и транспортировка такого количества предметов могла угрожать их сохранности.

Так как всё это время в Эрмитаже продолжали готовиться к эвакуации, удалось быстро, и, главное, так тщательно упаковать огромное количество экспонатов самого разного формата, в том числе и очень хрупких, что транспортировка и дальнейшее трёхлетнее пребывание их вне стен музея не повредило сохранности. Опять хранители снимали со стен картины и упаковывали в ящики — в маленькие до сорока, в большие до пятидесяти в каждом. Полотна вынимали из рам, оставляя рамы на стенах, чтобы впоследствии можно было быстро восстановить развеску.

Наиболее ценные эрмитажные коллекции вместе с другими петроградскими собраниями были отправлены в Москву 15 сентября 1917 года. Весь персонал музея тяжело переживал эвакуацию. Директор Эрмитажа И. Д. Толстой вспоминал: «Можно сказать, что в это время весь Эрмитаж жил тяжёлой, лихорадочной жизнью; казалось, что переживаешь кошмар, или что хоронишь кого-то очень дорогого и близкого».

Второй эшелон был отправлен 6 октября. Он увёз очередную партию художественных собраний Петрограда, среди которых были 883 ящика с эрмитажными коллекциями. Эвакуированные петроградские собрания разместили в Большом Кремлёвском дворце, Оружейной палате и Истори-ческом музее.

Был подготовлен к эвакуации и третий эшелон. Его отправка, намеченная на 25 октября, не состоялась, так как большевики захватили Николаевский вокзал. А 1 и 2 ноября был обстрелян Кремль, в результате чего серьёзно пострадали кремлёвские соборы и здания. В некоторых газетах появились сообщения о разграблении коллекций петроградских музеев, но, к счастью, они не подтвердились.

В течение всего времени пребывания в эвакуации эрмитажные коллекции стояли не распакованными, хотя в московских художественных кругах периодически возникали разные идеи относительно их использования, — от устройства временных выставок вплоть до оставления части экспонатов в столичных музеях. Совету Эрмитажа при поддержке народного комиссара просвещения А. В. Луначарского удалось отстоять их неприкосновенность.

Собрания петроградских музеев и дворцов оставались в Москве до 1920 года, и всё это время художественные круги Петрограда боролись за их возвращение, вплоть до обращения напрямую к председателю Совнаркома В. И. Ленину. Окончательное решение о реэвакуации петроградских собраний было принято после подписания мирного Тартуского договора с Финляндией в ноябре 1920 года.

Реэвакуация началась 15 ноября. Она была блестяще организована и осуществлена в предельно короткие сроки благодаря содействию начальника Военных сообщений Республики М. М. Аржанова, обеспечившего не только весь транспорт, но и исключительные меры охраны.

Ящики были благополучно доставлены в Эрмитаж 19 ноября 1920 года. Встречать их вышел весь персонал музея. По этому случаю вечером в Малахитовом зале Зимнего дворца состоялся торжественный ужин. По воспоминаниям супруги хранителя Э. К. Липгарта Луизы Константиновны, присутствующие были «в шубах и галошах на ногах от страха их потерять». В присутствии представителей Рабоче-крестьянской инспекции 23 ноября был вскрыт первый ящик с картинами. По воспоминаниям Л. К. Липгарт, — «в момент, когда открывали ящик Рембрандта, все обнажили головы, то же и с „Мадонной Альбой“ Рафаэля».

Первыми развесили картины в зале Рембрандта. Его торжественное открытие состоялось 28 ноября 1920 года. Именно с него началось долгожданное восстановление всего музея, получившего к этому времени здания Малого и Старого Эрмитажей, а также часть Зимнего дворца. Блестяще проведённая операция по отправке собраний Эрмитажа в Москву в 1917 году стала своеобразной репетицией эвакуации в десятки раз увеличившихся коллекций музея во время Великой Отечественной войны.

Фашистская Германия напала на Советский Союз 22 июня 1941 года, а уже на следующий день, 23 июня, в Эрмитаже приступили к упаковке экспонатов. В музее для этого было практически всё готово, так как И. А. Орбели, единственный среди директоров музеев Ленинграда, очень серьёзно подошёл к вопросу о возможной эвакуации, и ещё задолго до начала войны добился от властей города выделения для этой цели специального здания, — им стал Сампсониевский собор. Там, в обстановке строгой секретности, бригада рабочих начала изготавливать по заданным размерам ящики. Уже к 1939 году основная часть тары была сделана, а также заготовлено 28 тонн стружки, опилок, пакли, бумаги и другого упаковочного материала. К апрелю 1941 года были отпечатаны упаковочные ведомости.

Так как часть сотрудников с началом войны была мобилизована «на окопы», а часть ещё находилась в экспедициях, Эрмитажу пришли на помощь художники, студенты, курсанты военно-инженерного училища и отряд подводного плавания. Картины упаковывали по школам от пяти до двадцати в ящик в зависимости от размера, вынимая их из рам, как и в 1917 году. В рамах оставляли только пастели и ряд картин XIV–XV веков. Керамику и стекло заворачивали в папиросную бумагу, обкладывая валиками и подушками из стружки, полости заполняли опилками. Шпалеры перекладывали обёрточной бумагой, спрыснутой керосином, и наматывали на валы, а затем заворачивали в клеёнку. При упаковке фарфора использовали ящики, оставшиеся от эвакуации 1917-го года.

Художница Е. В. Байкова вспоминала: «Снимаем картины со стен, с подрамников, перекладываем тонкой рулонной бумагой, накатываем на валы. Обычного чувства трепета перед шедеврами нет, хотя „Данаю“ заворачиваем нарочито долго. Скорее, скорее. Убрать... Внизу скульпторы что-то упаковывают в ящики. По залам всюду Орбели… Пустой Эрмитаж похож на залу, откуда вынесли покойника».

Ввиду необычайной ценности груза из Москвы приехал председатель Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР М. Б. Храпченко с помощником и заместитель комиссара внутренних дел К.И. Павлов, который руководил отправкой экспонатов. Уже к июлю — всего только за одну неделю! — был собран и отправлен в Свердловск первый эшелон, увозивший 1133 ящика с 500 тысячами экспонатов. Возглавил эшелон, а затем и филиал Эрмитажа в Свердловске В. Ф. Левинсон-Лессинг. Горисполком города выделил для Эрмитажа здание Картинной галереи на улице Вайнера, № 11, в котором с трудом удалось разместить первую партию эрмитажных ящиков.

К 20 июня был собран и отправлен второй эшелон, увозивший на Урал 1422 ящика. Кроме эрмитажных, в этом эшелоне отправлялись в эвакуацию ценнейшие экспонаты из ГАИМК, Музея этнографии, рукописи из Пушкинского дома, часть библиотеки Пулковской обсерватории, так как Орбели, идя навстречу коллегам, взял ящики этих организаций в ущерб своим коллекциям.

Для размещения второго эшелона Эрмитажа власти Свердловска, уже переполненного к этому времени всё прибывавшими организациями, смогли выделить два здания. Одно из них — печально известный дом инженера Ипатьева, где в 1918 году расстреляли семью Николая Второго, другое — здание Польского костёла. В Ипатьевском доме к тому моменту на первом этаже уже находились экспонаты из Оружейной палаты, ящики Эрмитажа разместили на втором этаже вместе с имуществом Херсонесского музея. Из Польского костёла пришлось в срочном порядке выселять живущих там людей, ломать перегородки, убирать буржуйки. Только в 1943-м году филиалу Эрмитажа передали просторное здание клуба имени Горького на Первомайской улице, куда перевезли ящики из костёла, Ипатьевского дома и частично из здания Картинной галереи. Тем временем необходимо было обеспечить сохранность оставшихся в зданиях Эрмитажа экспонатов, — ящиков третьего эшелона, который не был отправлен из-за начавшейся блокады, и предметов, которые по разным причинам не подлежали эвакуации. Часть экспонатов спрятали в подвалах, хрупкий фарфор закопали в нанесённые туда кучи песка, сняли люстры из Павильонного зала и тоже отнесли в подвалы. Мебель поместили в конюшни под Висячим садом. Всего было перенесено в безопасные места около 120 тысяч предметов.

В конце марта 1942 года Эрмитаж был законсервирован, И. А. Орбели эвакуирован в Ереван, музей отключён от всех систем водо- и энергоснабжения, персонал сокращён до минимума. В Эрмитаже осталось около ста человек. Кто-то уехал в эвакуацию, кто-то ушёл на фронт, большинство умерло от голода. Весной 1942 года подвалы затопило водой, пришлось в кромешной тьме доставать оттуда спрятанные там ранее экспонаты, извлекая их из ледяной воды наощупь, и размещать в античных залах первого этажа Нового Эрмитажа. Кроме того, надо было участвовать в обязательных работах по уборке города, ликвидировать, насколько это было возможно, пробоины от снарядов, забивать фанерой выбитые стекла, нести дежурства в залах, и всё это в условиях бомбёжек, постоянного чувства голода, тревоги за близких.

После освобождения Ленинграда от фашистской блокады И. А. Орбели, вернувшийся из эвакуации, принял решение об устройстве выставки из экспонатов, оставшихся в музее. Её было решено открыть к ноябрьским праздникам в Павильонном зале и галереях Малого Эрмитажа. Для этого надо было привести в порядок залы. Сотрудники своими силами застеклили окна, вынесли песок, как смогли исправили и натёрли 2 тысячи квадратных метров паркетных полов. С помощью милиционеров, охранявших музей, принесли и расставили тяжёлые постаменты, скульптуру, витрины и шкафы для экспонатов. Отреставрировали и развесили картины на стенах, фарфор и стекло разместили в витринах, выставили даже знаменитую египетскую мумию, в течение всей блокады бережно сохраняемую профессором отдела Востока Н. Д. Флиттнер.

Открытие выставки состоялось 8 ноября 1944 года. Всего на ней было представлено 1338 экспонатов из всех отделов музея. Так Эрмитаж отметил освобождение Ленинграда от блокады и ещё за полгода до окончания войны продемонстрировал жителям города и всей стране, что музей не только выжил, но смог восстановить, пусть и частично, нормальную деятельность. Выставка была открыта вплоть до возвращения основных собраний из эвакуации. И вот наступил долгожданный день — 9 мая 1945 года. «Мы по-прежнему бдительно хранили эрмитажные сокровища, читали лекции в госпиталях, работали на своих огородах и ждали… ждали вызова в Ленинград! Ждали напряжённо! Было известно, что в Эрмитаже идёт ремонт, и это тоже было не в нашу пользу, возвращение задерживалось», — писала сотрудник отдела Востока Г. Н. Балашова.

В сентябре 1945 года филиал Эрмитажа, наконец, получил разрешение начать реэвакуацию, и 7 октября 1945 года два состава с разницей в один час отошли от платформы Свердловска, а 11 октября их уже встречали сотрудники музея во главе с И. А. Орбели. Спешными темпами началось восстановление залов. По традиции, его начали с зала Рембрандта, а 4 ноября 1945 года публике представили восстановленные меньше чем за месяц 69 залов. С них началось дальнейшее восстановление музея.

Эрмитаж был сохранён благодаря сотрудникам, остававшимся здесь в блокаду, выжившим и умершим, сохранявшим коллекции музея в Свердловске, оборонявшим наш город на фронте, а ещё раньше — благодаря тем служителям, хранителям, реставраторам, которые в смутные времена революций и войн сохранили для будущих поколений коллекции нашего великого музея.