Фортификация

Казалось бы, фортификационное искусство отразилось в облике нашего города лишь косвенным образом. Недаром Петербург привычно противопоставляют старым городам России и Европы. Да, есть Петропавловская крепость, Кронштадт с его фортами и Михайловский замок. Но в самом-то нашем городе, в его облике, в его знаменитой «размашистой» планировке, казалось бы, не так уж много от искусства крепостных сооружений.

Открытость Петербурга особенно заметна по сравнению с Таллином или Вильнюсом, поражающими туриста своими древними башнями и крепостными стенами. Или в сравнении с Ригой, где вся планировка центральной части сохранила структуру города-крепости — то тесные, кривые улочки, то гласис, превращённый в городской парк. Однако нечто подобное есть ведь и у нас! Давайте разберёмся во всём по порядку, начав, как водится, с личности основателя Северной столицы. 

Архитектура милитарис

По мнению новейших историков, первоначально Санкт-Питер-Бурх замышлен был как крепость, и только как крепость. Возможно, это они говорят из чувства противоречия — сейчас ведь модно развенчивать всяческие мифы.

На самом-то деле, как правильно отметил Пушкин, «на берегу пустынных волн» Пётр думал не только о том, чтобы «отсель грозить» шведу. Идея создания нового порта, как и в случае с Азовом и Таганрогом, с самого начала предносилась мысленному взору царя. С другой стороны, уже в 1704 году писал он о Петербурге как о столице, а в 1712 году действительно утвердил её на берегах Невы. Тем не менее первыми проектировщиками и строителями были военные инженеры-фортификаторы: В. Киршенштейн, Д. Трезини и другие, в числе коих не последняя роль принадлежала и самодержцу. Пётр знал «архитектуру милитарис» не понаслышке.

При всех жутких особенностях личности этого небывалого в России монарха, ему никак нельзя отказать в феноменальной восприимчивости и незаурядных творческих способностях. Схватывая всё на лету, он не переставал заниматься «повышением квалификации» в самых разных областях деятельности. По преимуществу — в военном деле.

005_001.jpg
005_002.jpg
005_003.jpg
005_004.jpg
005_005.jpg
005_006.jpg
Оборонные устройства: 1.Оборонная стенка; 2. Вышка; 3. Капонир; 4. Башня; 5. Бастея; 6. Бастион

Фортификация особенно занимала его — в ней удачно встретились военная наука и строительство, особенно вдохновлявшие его деятельную натуру. Зная цену истории, словесности, философии и богословию, наибольшее удовольствие Пётр получал от созидания, от ручной работы, оставлявшей зримые следы, будь то токарное изделие, новый корабль или новый город. Недаром он даже собственноручно вырванные у страждущих зубы не раздавал своим жертвам, а собирал в мешочек как свидетельство своей реальной врачебной практики.

Ещё в период военных репетиций на берегах Плещеева озера, где он осваивал искусство хождения под парусом, юный царь построил по собственному проекту крепость, наречённую Пресбургом, которую сам же и штурмовал с «потешным» войском. Когда «Пётр Михайлов» отправился с Великим посольством на Запад, он с большим энтузиазмом изучал укрепления Риги, Кёнигсберга и других попутных городов, которые ему показывали тамошние специалисты.

В библиотеке Петра книги по фортификации занимают почётное место. Им было собрано практически всё, что издавалось по этой части в Европе — от прославленных Ф. Блонделя, С. Вобана и Л. Х. Штурма до более специфичных М. Кёгорна и И. Фюртенбаха.

Отлично зная литературу по фортификации, Пётр постоянно расширял кругозор. Совершая многочисленные вояжи по Европе, он не только изучал в натуре немецкие и голландские крепости, но подолгу беседовал с учёными-инженерами княжеств Германии и Нидерландов. Однако самое замечательное, что государь никогда не был лишь исправным учеником. В своей практической деятельности — создавая новые крепости и укрепляя старые города Москву, Киев, Новгород, Псков — Пётр, конечно же, использовал труд опытных иностранных военных инженеров. Тем не менее все проекты подвергались его критической оценке, и окончательное решение оставалось за царём.

005_007.jpg
Условная крепость: 1. Бастея (больверк); 2. Батарея; 3. Отдельный бастион; 4. Барбакан; 5. Преграда; 6. Цитадель; 7. Форт-звезда; 8. Флешь, редут; 9. Выдвинутый элемент обороны; 10. Ров; 11 и 22. Горнверк; 12. Кронверк; 13. Барбет, батарея; 14. Маленький бастион; 15. Плацдарм; 16. Половина бастиона; 17. Тенальон; 18. Предполье; 19. Демилюн; 20. Гласис, передний скат бруствера; 21. Забор, изгородь; 23. Равелин

Автор одной из лучших книг по истории фортификации, изданных в советское время, Виктор Яковлев считал Петра незаурядным военным инженером. Царь построил по своим проектам немало крепостей на территории России. Некоторые из его чертежей сохранились до наших дней. Это эскизы пятиугольной крепостцы Ораниенбург под Воронежем, бастионных укреплений Шлиссельбурга, Адмиралтейской крепости-верфи в Санкт-Петербурге. 

При расположении крепостных оград Пётр применял начертания французской и немецкой школ фортификации, однако предпочтение он отдавал «Кугорновой системе», то есть способам укрепления, разработанным голландским теоретиком и практиком военного строительства Минно Кёгорном. Это предпочтение было не случайным, ибо Кёгорн достиг совершенства в возведении крепостных сооружений на низменных, заболоченных землях, что было важно в условиях России, и в особенности её северо-запада. Так писали прежние историки фортификации. В недавно изданной книге, посвящённой строительству Петропавловской крепости, её автор, искусствовед Сергей Степанов утверждает, что Пётр в наибольшей степени был приверженцем французской системы С. Вобана. Судить предоставим специалистам. 

Пётр всегда исходил из реальных практических потребностей организации обороны, учитывая перепады рельефа, расположение противника и армейских тылов. Он смело применял оригинальные решения, в ряде случаев значительно опередившие развитие военной науки на Западе Европы.


Некоторые приёмы крепостного строительства Петра далеко ушли от классических оборонительных систем Вобана и предвосхитили новаторские концепции М.Р. Монталамбера, появившиеся гораздо позднее. Так, система дискретных оборонительных сооружений и фортов, созданная Петром на острове Котлин в преддверии Невской губы (будущий Кронштадт) представляет собой реальное воплощение идеи фортовых крепостей, гораздо позднее выдвинутой Монталамбером и применённой им в проекте укрепления приморской французской крепости Шербур. Более того — знаменитые монталамберовские башни кажутся прямо скопированными с петровского Кроншлота.

По сведениям Виктора Яковлева, Монталамбер был знаком с опытами Петра Первого в строительстве Кронштадта и вполне мог развить их в своей деятельности...

005_008.jpg
005_009.jpg


Итак, вернёмся к основанию Петербурга. В чем состоял первоначальный замысел царя-фортификатора? На небольшом острове Пётр строит крепость, названную им на голландский манер — Санкт-Питер-Бурх, надёжную защиту невской дельты.

Посмотрим на план нашего города. Враг тогда был на севере — путь из Швеции в Россию шёл через финские земли. Туда и направлены колючие рога Кронверка. Чтобы накрепко запереть Неву от залива, Пётр год спустя насыпает на другом берегу реки вторую крепость — Адмиралтейскую. Пусть попробуют сунуться шведы! В 1705 году попробовали. А. Меншиков построил редуты на Петроградской стороне и на Выборгской, надёжно перекрыв дороги из Финляндии. Под этим прикрытием и начал развиваться наш город.  

Без малого триста лет все считали, что Петербург — полная противоположность Москве. Противопоставляли его прямые проспекты и громадные площади узким и кривым улочкам старых русских городов. Барочно-классицистическую «идеальную» планировку — радиально-концентрическому плану Первопрестольной. И вдруг лет двадцать назад известный историк архитектуры Андрей Иконников, московский ленинградец, представил доклад, в котором ярко и убедительно доказал, что в основе планировки Петербурга лежит всё та же старинная схема крепости, обросшей посадами. Схема, которой обязаны своей структурой все исторические города — Москва и Псков, Париж и Лондон. 

Вокруг Фортеции

Удивительно устроено человеческое сознание. Вещи, казалось бы, сами собой разумеющиеся, элементарные идеи и факты могут не восприниматься годами, десятилетиями, и даже веками.

Андрей Иконников показал, что Петербург вовсе не был каким-то исключением в градостроительной практике России, складывавшейся исторически, а по сути и в европейском опыте строительства городов. Но ведь до того представлялось именно так. Проследим за мыслью учёного.

005_010.jpg
Ж.-Б. Леблон. План Санкт-Петербурга. 1717 год В основу этого проекта архитектор положил идею города – крепости

005_011.jpg
Проект замка для Петербурга в подражание замку кардинала Александра Фарнезе в Капрароле (Италия) 1780- е годы

Что такое город? Сама этимология слова показывает, что это ограждённое, огороженное поселение. Посмотрите, как развивались наши исторические города. Первоначально они были невелики, помещались на той территории, которую впоследствии назвали кремлём, детинцем, кромом. Кром — это ведь от слова «кроме» — то, что отделено, закрыто. Там живут предводители воинства, церковные иерархи, там стоит гарнизон. А простые люди селятся вокруг стен города, образуя «посад», или «форштадт» европейских городов. Посад со временем тоже обносили стенами, а перед ними развивалось предместье — не забудем, что «местом» в славянских языках называют именно город. Так росли средневековые укреплённые поселения. Поэтому во Пскове, в Москве оказывалось несколько слоёв городских стен — несколько районов, называвшихся городами, в пределах одного населённого пункта: Китай-город, Белый город, Окольный город, Земляной город...

Но ведь так же начинался и Петербург! Вначале крепость — цитадель, кремль, — а вокруг посад, посады при Петербургской крепости и при Адмиралтейской. Топонимика отмечает поразительную устойчивость городских наименований. Недаром на Петроградской стороне до наших дней существуют Посадские улицы. В старинных названиях улиц и переулков Петроградской стороны и Выборгской стороны, Адмиралтейского острова и Песков сохранялись названия многочисленных слобод, составлявших обширнейшие предместья новой столицы — Татарской, где жило мусульманское землячество, Бочарной и Компанейской, где жили выборгские пивовары-компанейцы и бочары, готовившие для них бочки, Морской и Галерной, где жили адмиралтейские работники и служители Адмиралтейства и Галерного двора, и так далее. Были и полковые слободы. От них названия Белозерской, Колтовской улиц, Семёновского моста и Семёновской площади, других городских объектов.

Самым ударным фрагментом доклада, прочитанного А. Иконниковым двадцать лет назад, был рассказ о происхождении центральных площадей Петербурга. Ведь знаменитая эспланада, включавшая некогда нынешние Исаакиевскую и Сенатские площади — «площадь Петрову», Дворцовую площадь и то огромное пространство, которое теперь занимают кварталы Адмиралтейского проспекта и Александровский сад — была не чем иным, как «Адмиралтейским лугом», то есть действительно, используя терминологию фортификации, «эспланадой», гласисом или, выражаясь по старорусски, — «полым местом» — не застраиваемым пространством перед крепостными стенами или валами, необходимым для обстрела наступающего врага. Из «полых мест» перед Московским Кремлём точно так же образовались центральные площади Первопрестольной — Красная и Манежная, а из эспланад Китай-города — Старая, Новая, Лубянская площади.

На Петроградской стороне гласис перед Кронверком предопределил полукружие Кронверкского проспекта, уникального в своем роде — проспекта, лишённого перспективы. Любопытно, что улицы кронверкского посада радиально устремлены к крепости совсем так же, как московские улицы Китай-города — к Кремлю. То же было и на Адмиралтейском острове, где улочки Морской слободы бежали вкривь и вкось к Адмиралтейству, пока учёные мужи, специалисты по «архитектуре цывилис» уже после Петра не вколотили это органическое влечение к доминанте во вполне барочную композицию знаменитого трезубца Вознесенского, Невского и Гороховой. А вот на Петроградской стороне, куда, в силу её отделённости от материка широким невским разливом, не достигали градостроительные реформы XVIII, да и XIX века тоже, до наших дней сохранилась вполне «китайгородская» радиальная планировка — с улочками, сбегающимися к Петропавловской крепости. Уголки Петроградской стороны, застроенной в начале XX столетия гранитными «небоскрёбами», напоминают нам улицы Старой Риги. Кстати, ещё в XIX веке здесь поступили совсем как в Риге, разбив на месте кронверкского гласиса общегородской Александровский парк. Между прочим, в громадный партерный сквер обращён был и обширный гласис таллинских укреплений.

005_012.jpg
Форт Александр Первый. Северо-Восточная башня. 1842 год

Одно время, противопоставляя планировку Петербурга моделям, по которым развивались старые русские и европейские города, исследователи подчеркивали её «открытость». Пётр якобы отверг проекты западных зодчих, Леблона и Трезини, которые — каждый на свой лад — чертили план новой столицы, обведённой поясом бастионов и куртин. Критика этих проектов Петром исторически не засвидетельствована. Но даже если она и имела место, то понятно почему. По воле ли Петра или «силою вещей» эти укрепления не понадобились. Давайте ещё раз всмотримся в план нашего города. Если опасность и ожидала молодую столицу — то только с севера, со стороны финско-шведской. А там был надежный «зонтик» — цитадель с Кронверком. Южнее же Невы все острова Московской стороны имели надёжные естественные преграды в виде рек и протоков (ериков) Невской дельты. Поэтому Пётр Первый — виртуоз и импровизатор в области фортификации, к тому же великий эконом — не считал нужным тратиться на строительство долговременных сооружений вокруг города.

Он гениально предвидел роль Санкт-Петербургской крепости, которая в обыденной речи именуется по центральному собору — Петропавловской, как цитадели, достаточной для многовековой охраны северной столицы. Профаны часто говорят, что эта крепость, не сделавшая ни одного боевого выстрела, играла только роль политической тюрьмы, «русской Бастилии». На самом же деле значение крепости в сохранении Санкт-Петербурга переоценить невозможно.

Уже говорилось о том, что шведы очень быстро отказались от идеи напасть на Петербург, хотя до Ништадтского мира с момента основания города прошло 18 лет. Реальная угроза нависла над северной столицей в XIX веке, во время Крымской войны. Об этом мало кто сейчас вспоминает. Но ведь Англия оставалась владычицей морей, а от Лондона до нас — по военным понятиям — рукой подать. И вот подошла английская эскадра к укреплениям Кронштадта. Но там же и остановилась без боя. Потому что англичане оценили по достоинству Кронштадт и Петропавловскую крепость. Любопытно, что столица во время той войны заблаговременно готовилась к обороне. На западных оконечностях Островов строились бастионы. И среди светской публики привычные в тёплое время года прогулки «на Острова» стали называться «прогулками на Бастионы».

Петропавловская крепость имела военное значение даже и в XX столетии. Стремясь отодвинуть границу с Россией подальше на юг, белофинны даже в мыслях не имели захватывать Ленинград. В годы Великой Отечественной войны центром обороны блокадного города тоже была крепость на Заячьем острове. Петровские форты и «фортеции» стали тогда надёжным плацдармом для Балтийского флота, не пустившего фашистских захватчиков в Неву.

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем