• Текст: Елена Кальницкая
  • N 63/77

Юбилей государственных музеев-заповедников

Весной 2018 года исполняется 100 лет с того момента, когда пригородные императорские дворцы близ Петербурга в Петергофе, Царском Селе, Павловске и Гатчине стали общедоступными музеями. Понимая важность этой даты, четыре всемирно известных музея-заповедника, объединив усилия, реализуют масштабный проект «Век музеев», включающий в себя выставки, конференции, лекции, театрализованные представления и многое другое.

Юбилей государственных музеев-заповедников

Нам приятно отметить, что эту инициативу поддержали Министерство культуры Российской Федерации, Правительство Санкт-Петербурга, наши коллеги, партнёры и друзья. С заинтересованным вниманием до последних дней своей жизни вместе с нами размышлял о столетнем юбилее пригородных музеев писатель Даниил Гранин — вся его жизнь прошла на фоне их истории. Свидетельством любви и уважения к музеям станут юбилейные выпуски журнала «Адреса Петербурга», посвящённые истории знаменитых летних резиденций Дома Романовых.

Путь длиною в век

В суровой и драматической летописи России яркая история летних царских резиденций в окрестностях Петербурга воспринимается по-особому. Октябрьский переворот, превративший блистательные дворцы Петергофа, Царского Села, Гатчины и Павловска в общедоступные му-зеи, обрёк их на трагический путь развития на протяжении ХХ столетия.
Роскошные императорские дачи в окрестностях столицы для царствующей династии строили лучшие зодчие своего времени. Все Романовы были страстными коллекционерами, и собранные за три столетия коллекции дали возможность каждому из них продемонстрировать свой вкус и миропонимание в оформлении дворцов, ставших своеобразными портретами владельцев.

Октябрь 1917 года перечеркнул судьбы резиденций и их владельцев. «...Старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит всему народу, — призывали Советы рабочих и солдатских депутатов. — Берегите это наследство, берегите дворцы, они станут дворцами вашего всенародного искусства». Для проведения национализации быстро создаётся Коллегия по делам музеев и охране памятников искусства и старины. Комиссарами по охране музеев и художественных ценностей назначаются Б. Д. Мандельбаум и Г. С. Ятманов. Огромную позитивную и, пожалуй, в полной мере не оценённую роль играют в этом процессе музейщики ушедшей эпохи.
03_2O3A4502.jpg
Полагаю, что ими двигало отнюдь не желание идти в ногу со временем, а принять новые правила жизни вынудила не только врождённая любовь к культуре, но и естественный инстинкт само-сохранения. Намерение спасти пригородные дворцы, превратив их в народные музеи, заставило представителей старой творческой интеллигенции двинуться вперёд рука об руку с красными комиссарами, имевшими о культуре весьма поверхностное представление. Историки и искусствоведы — А. Н. Бенуа, Ф. Г. Беренштам, В. П. Зубов, Н. Е. Лансере, В. К. Макаров, А. А. Половцов, Г. К. Лукомский, В. Н. Талепоровский, В. И. Яковлев и другие согласились занять административные должности в национализированных дворцах, выступив в полной мере хранителями памяти. Многие из них осознавали, что в музейной среде отсутствует единство позиции и не хватает профессиональных кадров. Тем не менее, проблеме охраны и безопасности дворцов и коллекций власти уделили немалое внимание. При поддержке А. В. Луначарского летом 1918 года Петергофcкий, Царскосельский, Гатчинский и Павловский дворцы открылись как общедоступные музеи.

Теперь этим музеям предстояло обрести своё лицо. Но какое? Хранители отдавали себе отчёт, что большевиков раздирают противоречия: уничтожив ненавистный монархический строй, им приходится прилагать огромные усилия для спасения исторических ценностей, рождённых этим строем. Повсеместно звучавшие лозунги, что дворцы являются результатами «достижений многовековой культуры человечества», были непонятны.
03_2O3A2979.jpg

В такой ситуации музейные специалисты получили социальный заказ на создание во дворцах музеев дворянского быта, экспозиции которых должны были объяснить зрителю причины рево-люции. Они представлялись простыми, ведь низшие классы не могли жить в подобной роскоши. Главной задачей музейных работников стало превращение царских дворцов в просветительские учреждения, отвечающие идеологии новой эпохи, и создание в них выставок, нацеленных на пропаганду.


nota bene Владимир Николаевич Талепоровский (1884–1924) — архитектор, художник, первый директор дворца-музея в Павловске (1918–1924).

Валентин Платонович Зубов (1884–1969) — искусствовед, доктор философии, основатель Института истории искусств, первый директор дворца-музея в Гатчине (1917–1918).

Владимир Кузьмич Макаров (1885–1970) – историк, искусствовед, специалист музейного дела, с 1918 года — хранитель, затем директор дворца-музея в Гатчине
(1920–1928).

Александр Николаевич Бенуа (1870–1960) — художник, критик, историк искусства, основатель объединения «Мир искусства».


Надо сказать, что на первых порах новые дворцы-музеи пользовались огромной популярностью. Движимые естественным человеческим любопытством, рабочие и колхозники толпами шли сюда, чтобы взглянуть, в какой роскоши жили их классовые враги. «Почтительно мы посещаем дворцы, которые с яростью брали отцы», — писал впоследствии советский поэт В. Д. Берестов.

Если бы в тот момент представители новой власти смогли — или хотя бы попытались — осознать роль «граждан Романовых» в развитии отечественной культуры, они поняли бы необходимость сохранения в их дворцах мемориальной среды. Но поощрялся только зрительский интерес к образу жизни царей, а их личности оказались перечёркнуты историей.
Подобный интерес был быстро удовлетворён, и пригороды мало-помалу превратились в музеи одноразового посещения. Разрушительность примитивного подхода стала очевидна: потребности в экспозициях, показывающих музейные предметы отстранённо от истории их создателей и владельцев, хватило ненадолго...

Между тем, коллекции царских резиденций, уничтоженные как самостоятельные собрания со своей историей и изъятые из естественной среды, ждал следующий этап драмы. Многие ценные произведения пригородных дворцов начали передавать в собрания крупных музеев Петрограда или, что ещё страшнее, продавать за границу. Органы управления учреждениями культуры так и не разработали чёткой позиции в музейном вопросе, реорганизованное музейное дело подчинялось идеологии. Декларируемый в тот момент принцип забвения истории стал губительным для исключительного феномена петербургских пригородов. Насильственный характер проводимых мероприятий определил остроту и нетерпимость, с которой осуществлялся процесс «омузеивания дворцов». Всё это обернулось для петербургской культуры невосполнимыми потерями.
03_2O3A4548.jpg
Создание новых дворцов-музеев вызвало бурную полемику в среде специалистов. Некоторые из них настаивали на полном восстановлении частично разрушенного царского быта, а в случае невозможности — его имитации. «Поскольку подлинного быта в этих парадных залах дворцов и особняков нет, а есть лишь золочёная рама, в которой когда-то протекал этот быт своею парад-ною стороною, постольку перед посетителем приём этот может нарисовать, под эту раму, кар-тину какой-то сказочной жизни, жизни высокой красоты и неиссякаемого изящества…», — полагал теоретик музейного дела, профессор Петроградского университета М. Д. Приселков. Другие спорили по поводу того, следует ли «беречь унаследованное от старого строя художественное и бытовое имущество во дворцах-музеях в том самом виде, составе и расположении, в каком оно получено, или здесь допустимы изменения».

В каждом дворце складывалась своя позиция. В. Н. Талепоровский настаивал, что каждый дво-рец «имеет подлинное лицо своей эпохи», не позволяющее ничего менять или создавать искус-ственно. В. П. Зубов соглашался с намерением сохранения памятников без изменений. В. К. Макаров предлагал создавать во дворцах музеи, сочетающие мемориальные интерьерные экс-позиции и тематические выставки.
03_2O3A4549.jpg
В 1923 году А. Н. Бенуа призвал не воспринимать каждый дворец как труп, «захваченный историей в определённый момент и подлежащий мумификации». Он предложил разработать индивидуальные программы дальнейшего бытования пригородных резиденций. Во дворцах Петергофа можно было хранить предметы, связанные с петровским временем, одновременно создав в Александрии экспозиции, посвящённые её создателю императору Николаю Первому и его эпохе. Царскосельские дворцы, связанные с правлением императриц Елизаветы Петровны и Екатерины Второй, рассматривались как музеи художественных стилей барокко и рококо. В Александровском дворце сохранялась бы мемориальная обстановка жизни императора Николая Второго и его семьи. Ансамбль Павловского дворца виделся музеем русского классицизма с экспозицией, посвящённой эпохе императора Павла Первого. В Гатчине приоритетной станови-лась память Александра Третьего, и одновременно создавался задуманный им Музей русского портрета.
03_2O3A2990.jpg
Однако идеи Бенуа восторга у коллег не вызвали, а теоретик музейного дела Ф. И. Шмит остановил полемику, сформулировав справедливый вывод о том, что все пригородные дворцы Петербурга являются памятниками «многолетнего типа, где каждый император становится в ряд своих предков и своих потомков». Именно поэтому их ориентация на один конкретный времен-ной период (стиль, эпоху) явится «величайшим насилием и над зданиями, и над вещами, и, конечно, над посетителями». Сложнейший процесс превращения дворцов в музеи, проводившийся стремительно, без серьёзного осмысления и научной разработки концепций, предопределил ошибки следующих десятилетий, многие из которых не исправлены по сей день.
Время шло. После окончания Гражданской войны страна вернулась к мирной жизни, и стало казаться, что теперь наступило время изучения и реставрации дворцов. Петергоф с 1924 года возглавлял новый директор — Николай Ильич Архипов, заинтересованно взявшийся за освоение фонтанного хозяйства. К этому времени спал поток любопытных посетителей музеев дворянского быта, и, чтобы дать этому объяснение, бытовые экспозиции признали не соответствующими марксистской теории. Этот вывод немедленно повлёк за собой закрытие ряда музеев в пригородных дворцах, которые теперь нужно было спасать от превращения в санатории, дома отдыха и сдачи в аренду.


À PROPOS Елена Яковлевна Кальницкая — генеральный директор Государственного музея-заповедника «Петергоф», кандидат искусствоведения, доктор культурологии, постоянный автор Журнала Учёта Вечных Ценностей «Адреса Петербурга», инициатор серии выпусков журнала, посвящённых 100-летию музеев-заповедников в дворцовых пригородах Санкт-Петербурга 


Новый лозунг «Дворцы-музеи существуют для экскурсантов» зазвучал в полную силу. Он означал, что музеям необходимо создать условия для усвоения массами установок советской власти, в противном случае они подлежали ликвидации. Чтобы избежать этого, молодые петергофские сотрудники С. С. Гейченко и А. С. Шеманский разработали неожиданный путь спасения дворцов, названный «методом создания дополнительных экспозиций». По этому методу, дворцовые интерьеры, сохраняя исторический облик, наполнялись стендами с пояснительными надписями, текстами, диаграммами и фотографиями, которые служили средством просветительской работы с массами. Такое решение явилось компромиссом между музеями и властью. Например, в 1927 году на Нижней даче императора Николая Второго в Александрии появилась выставка, рассказывающая, как безвольный последний император пытался бороться с революцией, но был ею сломлен и уничтожен. Тогда царская дача уцелела и, кстати, стала весьма популярна у детской аудитории. Мой отец, родившийся в 1915 году, любил рассказывать о поездках в Петергоф, где на Нижней даче он с интересом рассматривал игрушки цесаревича Алексея — солдатиков, лошадок и машинки. По непонятным причинам взорвана Нижняя дача была много позже — в середине шестидесятых годов.
03_2O3A2983.jpg
А в конце 1930-х годов ситуация в пригородных музеях становилась всё более безысходной: дворцам и паркам предписывалось стать «центрами пропаганды социализма и всех мероприятий, проводимых советской властью и партией в деле социалистической реконструкции сельского хозяйства, промышленности, быта». Одновременно они превращались в места массового отдыха трудящихся, что волновало музейщиков. «Развлечения ни в коей мере не должны нарушать художественного своеобразия и цельности парков, — обращался к властям директор Петергофа. — Мы против того, чтобы в парке на каждом перекрёстке читали лекции или проводи-ли политвикторину, чтобы у каждого десятого дерева висел плакат или лозунг, чтобы аттракционы душили посетителя и опустошали его карман».
Однако новые принципы восторжествовали, и дело даже дошло до того, что власти предложили ликвидировать само понятие «музей» и вынести его коллекции на улицы. Новая политика по-требовала ликвидации научно-экспозиционных отделов, где ещё продолжали работать дореволюционные специалисты, хотя их становилось всё меньше.

03_2O3A4491.jpg

Почти всем представителям дореволюционной музейной элиты, в трудный час пришедшим на помощь пригородным музеям, досталась печальная судьба. Многие из них в тяжелейших условиях сами решили изменить свою жизнь, за других решение принимало большевистское государство. В 1918 году пешком перешёл границу с Финляндией и поселился во Франции А. А. Половцов. В 1918 году уехал из Петербурга, а спустя два года эмигрировал в Париж Г. К. Лукомский. В конце 1920-х годов В. И. Яковлев, обвинённый в привлечении к работе «царских слуг», вынужден был уйти из музея. В 1925 году после многократных арестов уехал из России В. П. Зубов, через год страну покинул А. Н. Бенуа. Работая в холодных сырых помещениях, отморозил руки художник Ф. Г. Беренштам. В 1928 году за борьбу с продажей музейных ценностей за границу был уволен и выслан в Череповец В. К. Макаров. В 1931 году за шпионаж в пользу Франции арестован Н. Е. Лансере, много лет работавший потом в тюремной «шарашке». Но все они — где бы ни были и что бы ни делали — до конца жизни сохранили лю-бовь к пригородным дворцам, думали и писали о них.

В конце 1930-х годов настала очередь музейщиков нового поколения. Когда в июле 1933 года в Петергофе принимали И. В. Сталина — кстати, похоже, что это был его единственный, да и то случайный визит в музей, — Н. И. Архипов решился спросить его о том, правильно ли продолжать сохранение Петергофа как императорской резиденции? И хотя ответ «вождя и учителя» был положительным, за этим ничего не последовало: ни средств на реставрацию, ни увеличения ассигнований на содержание пригородные дворцы-музеи не получили. Не было возможности проводить даже незначительные текущие ремонты, зато постоянно нужно было рапортовать об удовлетворительном состоянии дворцов и парков.
03_2O3A4411.jpg
В материале использованы виды ГМЗ «Петергоф» в июне и октябре 2017 года. Фотографии Юрия Молодковца. 
К началу 1937 года в дворцовом ансамбле Петергофа из тридцати шести исторических зданий в музейных целях использовалось только одиннадцать. Ансамбль утратил большую территорию пейзажного парка Александрия, где организовали огромный городской пляж. От директора требовали «ликвидации исторических памятников Петергофа путём превращения ряда музейных объектов в различные базы отдыха, кафе, банкетные, концертные и танцевальные залы, библиотечки, комнаты отдыха». Архипов сопротивлялся, и беда не заставила себя ждать. События в Петергофе развернулись по традиционному для того времени сценарию: клевета, наветы под-чинённых, обвинения в шпионаже и пособничестве врагам народа. Сначала арестовали заместителя директора по научной работе А. В. Шеманского, того самого, который ещё недавно спасал дворцы методом создания «дополнительных экспозиций». Вскоре обвинения в приёме на работу контрреволюционных и вредительских элементов предъявили Н. И. Архипову. Власти сочли, что по его вине в Петергофе сложились «благоприятная обстановка для антисоветской агитации и извращение тем в музейно-экспозиционной работе». Директора приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей в Пермской области, и в Ленинград он вернулся уже после войны. Тем не менее, после всего пережитого, именно этот человек с несломленной волей написал лучшую книгу о Петергофе, которая и сегодня остаётся основополагающим трудом по его истории.

Не менее печально обстояли дела в других пригородах. К началу войны все они подошли в плачевном состоянии: более двадцати лет дворцовые здания, стареющие как люди, не ремонтировались. Многое делалось «не благодаря, а вопреки», руководящие работники подвергались репрессиям или сами увольнялись, не согласные с решениями властей.
И всё же дух, великий дух людей, свято служащих своему делу, не был сломлен. В начале войны сила этого духа позволила музейным профессионалам подготовить и отправить музейные коллекции в эвакуацию, а частично вывезти на хранение в Исаакиевский собор. Музейщики уходили на фронт, голодали в блокадном Ленинграде, берегли музейные ценности в эвакуации. Все они остались верны своей профессии.

Военное лихолетье не пощадило ни один из пригородных дворцов. Не случайно уничтожение летних резиденций было причислено к величайшему вандализму в истории человечества. На Нюрнбергском процессе И. О. Орбели утверждал, что все разрушения в Петергофе, Царском Селе и Павловске «носят следы предумышленности», а ленинградская поэтесса Ольга Берггольц писала, что от Петергофа «сохранилось только небо»...


Документы. Архив Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Фонд архивно-следственных дел. Д. П-17803. Т. 1. Л. 132. Из следственного дела Н. И. Архипова


Но теперь это уже было мирное небо. И под мирным небом снова началась борьба за будущее дворцов и парков. В ситуации тяжелейшей разрухи страны им опять прочили роль санаториев, домов отдыха, парков культуры. И вновь музейные руководители, архитекторы, историки, искусствоведы, сотрудники Государственной инспекции по охране памятников, ничего не боясь и смело глядя в будущее, отстаивали право музеев быть музеями. Отстаивали — и отстояли.
Настал следующий, самый многолетний, продолжающийся по сей день, сложнейший этап биографии пригородных резиденций — они встали на путь триумфального возрождения из руин, устремились к новой жизни, чтобы как можно скорее принять гостей всех народов и рас, с гордостью рассказывая им о великой русской культуре. Архитекторы, историки искусства, реставраторы, мастера самых разных профессий, покрывшие себя неувядаемой славой, принесли великую пользу городу на Неве. Сегодня этот путь продолжается, с каждым годом всё более со-ответствуя современным технологиям нашего стремительно меняющегося мира.
Несколько страниц, отведённых на вступление к юбилейному проекту, никак не достаточны для того чтобы только перечислить сотни имён тех людей, которые любили, спасали, реставриро-вали, хранили и изучали легендарные летние резиденции Петергофа, Царского Села, Павловска и Гатчины. Но в этой истории «никто не забыт и ничто не забыто», каждому из этих людей, му-зейных работников разных поколений всех пригородных музеев-заповедников, мы отдаём сего-дня дань уважения и благодарной памяти.

Как их наследники мы обещаем приложить все усилия, чтобы вместе хранить великое общее достояние пригородных дворцов, передавая его следующим поколениям наших коллег.
А это значит — хранить вечно...

Литература: 

1. Александр Бенуа размышляет... Статьи, письма, высказывания. / Подг. изд., вст. статья и комм. И. С. Зильберштейна и А. Н. Савинова. М., 1968.
2. Архипов Н. И., Раскин А. Г. Петродворец. Л., 1959. 
3. Варшавский С. П., Рест Ю. И.  
4. Рядом с Зимним. Л., 1969.
5. Ко всем музейным учреждениям. М., 1931. 
6. Раскин А. Г., Уварова Т. В.
Возвращение имени: Николай Ильич Архипов // Псков. N33. 2010.
7. Собор лиц: Сборник статей. / Под ред. М. Б. Пиотровского и А. А. Никоновой. СПб., 2006.
8. Шмидт Ф. И. Музейное дело: вопросы экспозиции. Л., 1929.


Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем