В знаменитой книге «Весь Петербург» есть много адресов Пиотровских. Дело в том, что отец моего отца и его отец — все они были военными, поэтому у нас было множество самых разных адресов. Одним из последних стал адрес на Фурштадтской улице — там жили папа, его папа, мама, братья папы… потом там продолжал жить его младший брат — мой дядя. В этом доме оставалось много семейных вещей: тарелки французские с картинками и надписями, из которых мы ели, когда вся семья собиралась; волшебный фонарь, старинные ёлочные игрушки, оловянные солдатики, которыми мы играли, когда приходили в гости к дяде. После того как дядя умер, его дочь, моя двоюродная сестра, передала мне их как символ нашей семейственности. Замечательная игрушечная пушка из этого набора стоит у меня на столе.
Дети Бориса Брониславовича и Софьи Александровны Пиотровских (слева направо): Александр, Евгения, Юрий, Борис и Константин. 1915 год. Фотография из семейного архива
Надо сказать, Борис Борисович очень любил общение, любил рассказывать интересные истории о своих многочисленных поездках, а когда приходили гости, он любил доставать свои дневники (это привычка археолога — вести подробные дневники о путешествиях) и читать их вслух. Кстати, была одна совершенно изумительная история. Работая в институте востоковедения, я поехал в Италию в командировку. Когда я вернулся, папа дал мне почитать дневники о своём путешествии в Италию. Открываю дневник и вижу зарисовку пейзажа, в точности похожего на вид из окна моего номера в гостинице. Начинаю читать и понимаю, что мы действительно поселились в одной и той же комнате в Риме. Он зарисовал и план гостиницы, и планы номеров, в которых доводилось останавливаться, — такая вот любовь к большой точности. Он был археологом, который очень остро ощущал весь материальный мир, его окружавший, все свои адреса.
В прошлом году мы отмечали столетие Бориса Борисовича. Это был год Эрмитажа и год Пиотровского. Проходили выставки его имени, издавались книги. Мы должны издавать то, что не издали наши родители, должны помогать сохранять память о них. Борис Борисович был в некотором смысле особым, так как он являлся представителем целого поколения людей. И об этих людях мы старались в тот год рассказывать. О людях, сумевших в тяжёлый XX век с его революциями, войнами, блокадой, террором сохранить всё то ценное, что доверила им история; сохранить дух настоящей российской интеллигенции, для истории которой не имеет значения — царское это время, советское или постсоветское. О людях, увлечённых своей наукой и в то же время понимающих свою человеческую ответственность — высокую ответственность! — за хранение этого огня науки. Это было поколение замечательных людей. Поколение, не сильно выставлявшее себя, но ставшее в итоге самым ярким в истории науки. Так называемые эрмитажники — это и специалисты по западноевропейской культуре, и выдающиеся археологи, русисты, изумительные востоковеды…
Отец был очень трудолюбив, очень много писал, но при этом никогда не был ярым общественным деятелем и, казалось, был не самой яркой звездой. Я знаю, что для многих явилось сюрпризом то, как незаметно он сделался самым известным археологом России и постепенно самым знаменитым востоковедом России. О его сенсационных раскопках начали рассказывать в школьных учебниках истории, он стал академиком и директором Эрмитажа. Кстати, когда он был молодым, его отец говорил: «Вот у нас проблема. Два сына нормальные — один военный медик, другой химик, а вот Борис какой-то непутёвый, египтолог. На что же он жить-то будет, на что он прокормит семью?» …Никогда не знаешь, на каком пути человека ждёт успех.
Борис Борисович был очень мягким человеком, но при всей своей мягкости и нелюбви к конфликтам, это был, безусловно, человек «со своей косточкой» внутри, и было понятно, что поступать он будет только так, как считает нужным.
Борис Пиотровский с супругой Рипсимэ. 1989 год. Фотография из семейного архива
