Богемное трудоустройство
Перетаскивали скульптуру, двигали каменных египетских львов. Не знаю, сколько они весят, но двигать их было очень трудно. Для уборки на Иорданской лестнице приспособлена специальная лестница-телескоп и длиннющая палка с тряпкой, чтобы протирать на самом верху. Случалось, чистили подвалы, выносили что-то на свалку... Попадалась и очень хорошая работа, например, в библиотеке формировать книжные заказы. Иногда библиотекари вызывали на помощь нас. Какие классные книжки можно было посмотреть по ходу дела! А любимая моя задача — ломать шкафы для вывоза на свалку.
Зимой, на Крещение, напротив Иорданского подъезда, и теперь рабочие по давней традиции рубят в невском льду иордань. В советское время это называлось «День моржа». Ребята, «коллеги» приходят в музей в восемь утра, получают разнарядку. Рабочий день — восемь часов, как у всех. Но пять дней в неделю, а не шесть, с двумя выходными, один в воскресенье, второй по договорённости — так было, даже когда вся страна трудилась по шесть дней с одним выходным. Потому что работа тяжёлая. Форма у нас была — обычный халат, как у уборщиц, и дворницкие брезентовые рукавицы.
Конечно, мы не всё время были заняты, иногда случались свободные минутки, тогда играли в бильярд. Стол стоял прямо в хозчасти. А во время обеденного перерыва — волейбол во дворике. Там и сейчас играют, это тоже традиция: коллектив в Эрмитаже спортивный.
В моё время рабочих насчитывалось восемь или десять. Люди всё больше творческие. До меня здесь трудились будущий знаменитый художник и скульптор Михаил Шемякин и поэт Глеб Горбовский.
В одном из подвальных переходов Шемякин сделал рисунок углём. Его долгое время не трогали, но потом всё-таки замазали. Со мной работал писатель, которого звали Вова Толстый — Владимир Алексеев. Был среди нас учёный-физик, филолог-полиглот Боря Зак, были музыканты, одного прозвали «Шульберт», и поэты Олег Охапкин и Евгений Феоктистов, и даже отставной офицер. Вместе с ними я периодически трудился на свалках. Рюрик Каледин — художник, вроде бы учился в Академии… Помню, любил приврать, так что сведения о нём неточные. В общем, богема. «Простых» рабочих могу вспомнить разве что двух. Одного мы звали Графом фон Рюменсбургом (выпить сильно любил), по фамилии Кобылин. Второй — Костя-татарин, у него тогда было две жены одновременно. Работали с удовольствием, ещё бы, по советским-то временам: бесплатный Эрмитаж восемь часов в сутки, весь твой, гуляй, где хочешь! Два выходных! Сарафанное радио интеллигенции вело пропаганду такого завидного трудоустройства. Тренировались прямо на месте, подрастали здесь мышцами.
Конечно, подобная работа есть в Государственном Эрмитаже и сейчас, хотя не знаю, как она официально называется. Только оборудование совсем иное: например, подъёмники с подхватами. Мы-то сами всё поднимали.
Встречи с Матвеевым
С Владимиром Юрьевичем Матвеевым, впоследствии — заместителем генерального директора Эрмитажа, я познакомился в армии. Служили в одном учебном полку, жили в одной казарме, он на втором этаже, я — на первом. Внизу располагалась рота авиационных механиков по самолёту и двигателю, наверху — радисты и радиолокаторщики.
Радистом Владимир Юрьевич был хорошим — экзамен на отлично сдал. Однако не всё ему удавалось одинаково хорошо. Когда отправлялся в Москву в первое увольнение, решил отгладить свои галифе утюгом, навести на них стрелки — это было очень важным! Но не знал тогда, что делать это следует через мокрую тряпку. В результате галифе оказались в коричневых пятнах разной интенсивности. Зато стрелки были что надо!
Потом мы встретились с ним в Эрмитаже. Прихожу — опять Матвеев. Конечно, это было здорово. Отмечали 12 апреля день моего полка. Владимир Юрьевич сначала работал в Петровском отделе, занимался нартовскими станками. Был лаборантом, потом стал хранителем. Мы даже с его участием сделали книжку Teatrvm Machinarvm по собственноручным чертежам Нартова. Но это уже после того, как я ушёл из эрмитажных рабочих и окончил Муху — Мухинское художественное училище. Ныне это Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица.
Первая Пятилетка и первая пятёрка
Я попал в Эрмитаж сразу после школы. Директор Эрмитажа Борис Борисович Пиотровский был другом моего отца. Оба востоковеды, относились друг к другу с большим уважением. Поэтому Борис Борисович — его звали «Б. Б.» — при любой встрече, скажем, когда я в халате возвращался со свалки, всегда жал мне руку, не гнушался. «Как папа?» — спрашивал.
Проработав год до армии, я два с лишним года отслужил, вернулся и ещё год отработал: надо было накопить какие-то деньги. Ходил на подготовительные курсы по живописи, рисовал во Дворце культуры Первой Пятилетки — на его месте сейчас Новая сцена Мариинского театра. Потом поступил наконец в Муху.
С Мухинским училищем до армии у меня тоже была интересная история. Я выпускник обычной районной художественной школы, в которую пришёл довольно поздно, проучился всего два года. Самое сложное, что делали — рисовали тётку гуашью, полностью одетую. У меня в портфолио, то есть в обычной папочке, были какие-то молотки, орнаменты, горшки, натюрмортики с тыквами и дынями. А чтобы в Муху поступить, требовалось выдержать серьёзные экзамены: по живописи — натюрморт, по рисунку — голова, портрет, академический рисунок...
Художественные дамы, принимавшие мои работы, сказали: «Слабенько. Рискнуть, конечно, можешь, но мы не советуем». Написали мне на папочке номер 666. Я решил, что под таким номером не пойду. И ушёл в армию. Уже отслужив, после основательной подготовки — подготовительных курсов, рисования в студии, —я поступил в Училище имени Веры Игнатьевны Мухиной, и достаточно уверенно. Говорили, что у меня была первая пятёрка по композиции. При поступлении в этот вуз даже пятёрки имеют свою иерархию. Наивысшая пятёрка первая, ниже вторая, ещё ниже третья, четвёртая, пятая...
Насмотренность
Кем себя считаю? Три в одном! По образу мыслей я — художник. В хронологическом отношении — фотограф: сразу после Мухи пошёл в фотоклуб «Зеркало», в художественном совете «отслужил» десять лет.
В дизайнеры вообще не собирался, хотел заниматься иллюстрированием книг, но к этому готовили в Полиграфическом институте в переулке Джамбула, теперь это Высшая школа печати и медиатехнологий. Там были очень сложные вступительные экзамены. В Мухинское училище мне было поступить немного легче.
Эрмитаж научил общению с людьми гораздо взрослее и умнее меня самого и подарил главное — насмотренность. Очень много ходил по залам и всё смотрел, смотрел... Эрмитажные хранители в основном люди очень доброжелательные. Как-то провели меня в закрытый фонд, где авангардисты были прислонены к стенке. В отделе гравюры тоже относились с пониманием. Не раз очень красивая женщина, Чарита, армянка или грузинка, запросто допускала меня к папкам с работами Дюрера, Бекхэма, Альде-гревера… Во время работы над дипломом ходил в библиотеку Государственного Эрмитажа, где сделал конспект всего, что нашёл важного по технологии живописи. Просмотрел все журналы — и наши, и западные, какие только в Эрмитаже можно было найти...
a propos
Василий Дмитриевич Бертельс — художник, дизайнер, фотограф, художественный редактор, арт-директор, старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета, член Санкт-Петербургского Союза дизайнеров. Участник отечественных и зарубежных выставок, чьи работы находятся в частных собраниях России, Эстонии, Финляндии, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Чехии и Дании. Победитель множества художественных конкурсов, лауреат престижных премий.
Лолита Анатольевна Крылова — заместитель главного редактора журнала «Адреса Петербурга», старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета.
Софья Королёва — стажёр журнала «Адреса Петербурга», студентка Санкт-Петербургского государственного университета, выпускница Школьного центра Государственного Эрмитажа.
