• Текст: Слова Татьяны Устимкиной
  • N 1/91

Владимир Маяковский и Татьяна Яковлева

Они познакомились в Париже осенью 1928 года: первый большевистский поэт Владимир Маяковский и дочь пензенского архитектора Татьяна Яковлева, ставшая одной из самых глубоких его привязанностей и адресатом двух замечательных стихотворений: «Письма Татьяне Яковлевой» и «Письма товарищу Кострову из Парижа о сущности любви».

Владимир Маяковский и Татьяна Яковлева

Это про неё Маяковский напишет:


Представьте:

                       Входит 

                                   красавица в зал,

в меха 

           и бусы оправленная.



Это ей он скажет:


Ты одна мне

                    ростом вровень,

стань же рядом

                           с бровью брови…


Это ей он пообещает:


Я всё равно 

                  тебя

                           когда-нибудь возьму — 

одну 

      или вдвоём с Парижем.


До революции

По воспоминаниям самой Татьяны, родилась она в городе на Неве. В 1910 отец её, молодой выпускник Санкт-Петербургского института гражданских инженеров Алексей Евгеньевич Яковлев, стал победителем Всероссийского конкурса на лучший проект Народного дома имени императора Александра Второго, объявленного пензенской городской думой. Вместе с женой Любовью Николаевной и двумя маленькими дочерьми — Лилей и Таней — он переехал в Пензу.

Поначалу Яковлевы обосновались на улице Московской. Затем перебрались на Хлебную площадь, где сняли квартиру в особняке купца второй гильдии Н. Т. Евстифеева, — ныне это улица Гладкова. Для воспитания и обучения дочек пригласили немецкую гувернантку. Для выездов на английской коляске взяли кучера. Лето проводили в Санкт-Петербурге, где снимали дачу на Финском заливе. Имели дом и на берегу Суры. У Алексея Евгеньевича был собственный, выписанный из Франции, аэроплан. По воспоминаниям Татьяны, он производил своим жужжанием столько шума, что перепуганные пензенские бурёнки переставали давать молоко!..


Стихи — за пайку хлеба

13_1_Yakovleva.jpg
Лиля и Таня Яковлевы, 1912—1914 годы. Фотография из фондов Объединения государственных литературно-мемориальных музеев Пензенской области

Когда началась Первая мировая война, А. Е. Яковлева призвали в армию, и в 1916 он пропал без вести. Грянула революция. Из роскошной квартиры на Хлебной площади Любови Николаевне с дочерьми пришлось перебраться в более скромную — на улице Красной. Много лет спустя Татьяна Алексеевна с содроганием вспоминала «грязь, вши; сумрачные, зелёные от недоедания и бессонницы лица, полный развал и беспредел».

Сначала Яковлевы «продали все ценности, потом рылись в мёрзлой глине, выискивая гнилую картошку. Мыла не было. Волосы мыли щелоком из печной золы. Весной варили зелёные щи из свежей крапивы». Уроки музыки и иностранных языков, которыми до поры до времени Любовь Николаевна кормила семью, давать стало некому. Таня за пайку хлеба читала стихи в госпиталях для раненых солдат и офицеров.

Спасением от голодной смерти для Яковлевых стало второе замужество Любови Николаевны. Её избранник — Владимир Константинович Бартмер — по словам Татьяны, был «истинно благородный человек, добрый, отзывчивый, умный, деликатный». Он владел конезаводом и сетью городских аптек. На время в дом вернулся достаток. Но вскоре В. К. Бартмер умирает — и семья опять оказывается в бедственном положении. Их трёх комнат отапливают только одну — мебелью, а затем книгами, две другие стоят заброшенными. У Татьяны начались проблемы со здоровьем: подозревали туберкулёз.


Парижский дядюшка

Помощь пришла из Парижа от дяди Татьяны по отцовской линии — талантливого художника Александра Евгеньевича Яковлева, через Анри Ситроена устроившего любимой племяннице вызов во Францию для лечения.

В 1925 году Татьяна выехала из России в Париж, где на знаменитом Монмартре, в роскошной пятикомнатной квартире с видом на Эйфелеву башню её с нетерпением ждала любящая и заботливая бабушка Софья Петровна Яковлева, выпускница математического отделения Санкт-Петербургского университета, тётушка Сандра — оперная певица, «любимая партнёрша Ф. И. Шаляпина», и «дядя Саша». В письме матери в Пензу Татьяна с восторгом сообщает: «Везде камины мраморные с зеркалами до потолка. Ванная с холодной и горячей водой, телефон, кухня с газовой плитой, где всё готовится в полчаса... огромные диваны с подушками. Мне было приготовлено бельё, чулки, платье шёлковое, шерстяное, батистовое; пальто, шляпа вязаная, шёлковая, белая...»

13_5_1914 году выступал В.Маяковскии..jpg
Здание Соединённого собрания, где в 1914 году выступал Владимир Маяковский. Фотография предоставлена автором текста

С Прокофьевым в четыре руки

По свидетельству Б. Носика, после трёхмесячного отдыха на пляжах близ испанской границы Татьяна избавилась от «процесса в верхушках лёгких». Она пробует себя в качестве фотомодели, увлекается рисунком и лепкой, занимается изготовлением и дизайном дамских шляпок — впоследствии их будут носить Коко Шанель, Эдит Пиаф, Марлен Дитрих.

Александр Яковлев вводит ее в круг французской и русской богемы, знакомит с художниками Шухаевыми, Михаилом Ларионовым, Натальей Гончаровой, знаменитым басом Фёдором Шаляпиным... композитором Сергеем Прокофьевым, с которым Татьяна играет на рояле в четыре руки.


«Он и не подозревал о её существовании»

Через три года, 25 октября 1928, в Париж — уже в шестой раз — прибыл Владимир Владимирович Маяковский. До революции молодой футурист много и охотно ездил по России. В числе городов, в которых он бывал, оказалась и Пенза.

В свой первый приезд — весной 1914 года — в рамках литературного турне по России вместе с Василием Каменским и Давидом Бурлюком Владимир Маяковский выступал в зале Соединённого собрания — ныне это дом № 60 по улице Красной, отмеченный мемориальной доской. Знаменитые московские футуристы читали доклады о живописи и литературе. Как сообщали «Пензенские губернские ведомости», «всё обошлось без... скандальчиков»: не было ни жёлтых кофт, ни подвешенных роялей. А по воспоминаниям Н. А. Орлова, их выступление имело «громадный успех». Это подтверждает и дошедшее до нас письмо семинариста П. Н. Виноградова: «Говорили здорово. Особенно Маяковский. Он разобрал несколько произведений, и после этого они уже не казались такими странными. Маяковский закончил свою речь обращением к публике: „Так вот, господа, подумайте, достойны ли мы вашего свиста?“ — и ему аплодировали без конца».

Тогда же поэт побывал и в сверхгостеприимном «футуристическом доме» Константина и Лидии Цеге, где собиралась вся творческая элита Пензы. «Чашка чаю», сдобренная хорошей закуской, затянулась до рассвета. Молодые футуристы веселились без конца, набрасывали дружеские шаржи, рассуждали о поэзии. Маяковский читал стихи, был предупредителен и любезен с дамами. Здесь он познакомился с Любовью Николаевну Яковлевой — матерью Татьяны — и даже проводил её до квартиры. «В это время Маяковскому был 21 год, — констатирует Н. А. Орлов, — а его будущей героине, Татьяне, исполнилось 8 лет. Он и не подозревал о её существовании...»

13_6_Яковлева с дочерью Танеи у дома купца Н.Т. Евстифеева.jpg
Любовь Яковлева с дочерью Таней у дома купца Н. Т. Евстифеева. Фотография предоставлена автором текста

Читал бесподобно

В 1927 году, уже будучи «певцом революции», Маяковский во второй раз посетил столицу сурского края. Знаменитый поэт общался с пензенскими писателями и рабкорами, задавал много вопросов. Его интересовало всё: как работает литературный кружок, сколько в городе библиотек, как пройти к дому, где жил В. Мейерхольд... Побывал он и на славном пензенском базаре, увековечив его в своих бессмертных стихах:


На каждом доме

                            советский вензель

         зовёт, 

                   сияет,

                              режет глаза.

А под вензелями

                           в старенькой Пензе

старушьим шёпотом дышит базар.

Перед нэпачкой баба седа

отторговывает копеек тридцать.

— Купите платочек!

                                У нас 

                                         завсегда

         заказывала 

                            сама царица…


Тем же вечером, 24 января, Владимир Владимирович выступил в здании Народного дома, построенного по проекту А. Е. Яковлева — отца Татьяны. «Стихи свои читал бесподобно», — вспоминала поэтесса А. Кузьменко. Зал был переполнен молодёжью. Последние слова «Левого марша» вместе с ним повторял весь зал!


Это была замечательная пара

13_2_Majak_1914 г..jpg
Владимир Маяковский (1893–1930), портрет 1914 года. Фотография предоставлена автором текста

Когда в октябре 1928 года Владимир Маяковский прибыл в Париж, Татьяна, покинувшая Пензу в 1925-м, по словам Эльзы Триоле, уже «была в полном цвету. В ней была молодая удаль, бьющая через край жизнеутверждённость», «разговаривала она, захлебываясь, плавала, играла в теннис, вела счёт поклонникам». Ходили по музеям — Татьяна «потрясла Маяковского... знанием живописи». Говорили о литературе — поразила лёгкостью, с которой «выпаливала километры стихов Гумилёва, его собственных, даже Апухтина». Она была на всех его выступлениях, проходивших с неизменным аншлагом: на них буквально «валил интеллигентный Париж». Её поражали его манеры — простые и изысканные. Он напоминал ей английского аристократа и уж никак не связывался с образом, который слагался из его футуристической жёлтой кофты, скандальных выступлений, из его режущего бритвой острословия и шумной славы пролетарского поэта-трибуна.

По словам художника В. И. Шухаева, «это была замечательная пара. Маяковский — очень красивый, большой. Таня — тоже красавица: высокая, стройная под стать ему». Писатель В. Шкловский вспоминал, что «они так подходили друг другу, что люди в кафе благодарно улыбались при виде их».

Маяковский, без памяти влюбившись в Татьяну, уже в первую неделю их знакомства всерьёз говорит о женитьбе, а значит, и о её переезде в Москву. Татьяна отмалчивается или переводит разговор на другие темы. Он дарит ей записную книжку, куда собственноручно вписывает посвящённые ей стихи, и один возвращается в Россию.


«Он такой колоссальный...»

После его отъезда, 2 декабря 1928 года, Татьяна пишет матери в Пензу: «Он всколыхнул во мне тоску по России и по всем вам... я чуть не вернулась. И сейчас мне всё кажется пресным. Он такой колоссальный — и физически, и морально, что после него — буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след».

Покидая Париж, В. Маяковский заказал в оранжерее розы, к которым прилагались стихи-записки:


             Мы посылаем розы Вам,

             чтоб жизнь 

                                казалась

                                               в свете розовом.

             Увянут розы…

                                     а затем мы

            к стопам 

                            повергнем

                                            хризантемы.


Записок, доставленных вместе с цветами, было 54. «Он изумительный человек, — признаётся Татьяна в письме матери. — Он изумительно ко мне относится, и для него была большая драма уезжать отсюда... на полгода. Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье утром мне посылали... розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично и, главное, так на него похоже. Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала».


Володя был красный, а мы белые

Маяковский ей непрерывно телеграфирует: «Очень затосковал», «Тоскую невероятно», «Не может быть такого случая, чтобы мы с тобой не оказались во все времена вместе». А 3 января 1929 года пишет: «Мне без тебя совсем не нравится. Обдумай и пособирай мысли (а потом и вещи) и примерься сердцем своим к моей надежде взять тебя на лапы и привезть к нам, к себе в Москву. Давай об этом думать, а потом и говорить».

По словам Т. А. Яковлевой, «разговоры о женитьбе... усилились, когда вместо мая он приехал в марте (1929 г.)». И в этот раз Татьяна опять ушла от ответа. «Почему?» — спросит позже Юрий Тюрин, биограф, друг, автор книги «Татьяна. Русская муза Парижа». Она как отрежет: «Володя был красный, а мы белые»...


«Не та музыка»

13_3_Yakovleva_2.jpg
Татьяна Яковлева (1906–1991), портрет конца 1920-х годов. Фотография предоставлена автором текста

В Россию Маяковский опять уезжал один, собираясь вновь вернуться в Париж в октябре 1929-го. Однако поездка не состоялась из-за проблем с визой. Первому пролетарскому поэту, уже семь раз выезжавшему за рубеж, впервые отказали в её оформлении! Даже «Стихи о советском паспорте», это своеобразное заверение в преданности делу партии и правительства, которые он отнёс в «Огонёк», не помогли: они пролежали там девять месяцев и увидели свет уже после смерти поэта!

По свидетельству бывшего редактора «Известий» И. Гронского, в ОГПУ на Маяковского было заведено «досье о его романе в Париже с Т. Яковлевой, эмигранткой». Очевидно, в отделе пропаганды ЦК и ОГПУ очень боялись потерять «певца революции», который, выбирая между любимой женщиной и советской Россией, мог предпочесть первую и остаться с ней в «буржуйском» Париже.

Ещё в январе 1929, как вспоминала знакомая Маяковского Н. Брюханенко, поэт признавался ей, что влюблён и застрелится, если «не сможет вскоре увидеть эту женщину». Как известно, «эту женщину» он больше не увидел. Даже для него, первого пролетарского поэта, чекисты не сделали исключения и опустили железный занавес. Татьяна Яковлева осталась в Париже, а Владимир Маяковский — в советской России. Через несколько месяцев, 14 апреля 1930 года, его не стало...

13_7-Народныи дом_выступал_Маяковскии.jpg
Народный дом им. императора Александра Второго в Пензе, где в 1927 году выступал Владимир Маяковский. Фотография предоставлена автором текста

«Выстрелил он себе в грудь сам или кто-то навёл на него пистолет, неважно, — скажет впоследствии Татьяна Алексеевна. — Он стал жертвой преступного режима, как Гумилёв, Есенин, Цветаева... Им нужны были трубачи, а он стал играть на флейте. Не та музыка».

a propos

На обложке материала — дом № 10 по улице Гладкова, где жила семья Яковлевых. Фотография Юрия Молодковца

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем