«Эксплуатация» – та сфера музейной жизни, в которой успех обратно пропорционален общественному вниманию: если мы мало знаем о том, как работают в Эрмитаже системы пожарной безопасности или вентиляции, значит, инженерно-технические службы хорошо справляются со своей работой. Эксплуатация музея – кропотливый ежедневный труд, в котором больше всего времени уходит на детали и частности. На простые дела, имя которым – легион.
В частности – крыша
– Как появилась на крыше Зимнего дворца легендарная будка часового?
– В царское время была целая рота солдат-сверхсрочников (тогда их называли «инвалидами»), оставшихся в армии после 25 лет службы, которая располагалась на чердаке и обслуживала все кровли и летом, и зимой. На крыше и чердаках Зимнего было несколько караульных постов. Будка над Дворцовой площадью – своеобразный исторический документ, в течение почти ста лет на ее стенках вырезали надписи солдаты, которые несли внутри караул, а потом тем же самым занимались рабочие, обслуживающие кровлю. Если присмотреться, то видно, что изрядная часть граффити написана еще в старой орфографии. Инвалиды ремонтировали кровлю, счищали снег, открывали чердачные окна для проветривания. Николаем II была утверждена целая инструкция «О порядке чистки кровли» – когда это делать и как.
Например, ходить только в валенках, сметать снег мягкими вениками. Это работа, которую в холодный сезон на крыше Зимнего дворца необходимо делать ежедневно. Дело в том, что крыша окружена по краям высоким парапетом, а фасонные горловины, через которые должны уходить осадки, – очень узкие. Их обязательно нужно прочищать, иначе они обмерзают и, поскольку от чердака идет тепло, накопившийся снег подтаивает, а образующийся лед ломает гребни кровли, так что она начинает протекать. Большую часть своего времени инвалиды проводили наверху. Даже готовили пищу – на чердаках кое-где остались их плиты.
– Требовалась целая рота, чтобы обслуживать крышу?
– Ремонт кровли над эрмитажными зданиями практически никогда не прекращался, потому что приблизительно раз в 25 лет покрытие нужно было менять. За этот срок бригада из 60 солдат как раз проходила полный круг, чтобы начать сначала. В советское время было всего два кровельщика, соответственно, работали они в 30 раз медленнее. И сейчас есть части кровель, которые прослужили уже больше 75 лет и требуют срочного ремонта. Зимой эти два человека тоже не успевали чистить снег, конечно. И можно было подрабатывать уборкой снега. В первые годы своей работы я и сам этим занимался.
– А сейчас штат кровельщиков увеличился?
– В настоящее время он состоит из одного инженера и одного рабочего. Это очень мало. Но сейчас мы переходим на технологии, при которых не потребуется такого ежедневного ухода. Новая кровля, которую мы начали использовать, кладется не листами железа, а рулонами, на которые сверху нанесено заводское полимерное покрытие. Под этот рулон кладется «слоеный пирог» с теплоизоляцией, кровля не лежит, как обычное железо, прямо на обрешетке, поэтому не будет со временем продавливаться. Кроме того, мы сразу сделали крышу с обогревом. Снег чистить не надо, поэтому по ней не нужно ходить. Ведь основной ущерб кровле наносится, когда зимой убирают снег лопатами. Если старое покрытие в среднем служит 25 лет, то это, я надеюсь, простоит лет сто. Заодно на ремонтируемых участках мы сразу же меняем мостки, заказываем новые из оцинкованного профильного железа, ребристые и решетчатые. Профильные мостки не гниют, не проваливаются и снегом не забиваются из-за своей формы. Их должно хватить лет на 30–40. Дореволюционные чугунные мостки тоже были весьма прочными, некоторые из них служат до сих пор. Но они состоят из сплошных полос металла, поэтому зимой на них очень скользко. А в советское время дорожки на крышах делали из досок, и, разумеется, они быстро ветшают. Проверять переходы на прочность можно только опытным путем, иначе никак. Время от времени приходится этим заниматься.
– В какую сумму, приблизительно, может обойтись Эрмитажу полная замена кровли?
– У нас нет таких денег. Общая площадь кровли – 60 тыс. квадратных метров. Один квадратный метр нового покрытия с обогревом обходится приблизительно в 300 долларов. Это так, грубо, вместе с мостками.
В частности – чердак
– Говорят, что в Эрмитаже собираются сделать еще один экскурсионный маршрут – на чердак...
– Мы планируем начать водить плановые экскурсии по чердакам Зимнего уже летом следующего года. В зимнее время этот маршрут действовать не будет – холодно.
– А что будете показывать?
– Чердаки – это очень интересно. Например, только здесь сохранились следы осколков от снарядов после Великой Отечественной войны. Да и сами по себе огромные пространства под крышей впечатляют. Чего стоит один чердак над Александровским залом, где полом служат перекрытия, образующие свод в форме шатра.
Обязательно будем показывать фасад, спроектированный Росси, – при строительстве Посольского подъезда он оказался внутри здания, но на чердаке сохранился кусок стены в том виде, в каком она выходила во внутренний двор Зимнего дворца.
Несущие конструкции над большими залами, такими как Георгиевский или Фельдмаршальский, тоже стоит посмотреть. После большого пожара в Зимнем в 1837 году, когда огонь молниеносно распространился по деревянным стропилам, от старых опор не осталось практически ничего. И при восстановлении дворца было решено использовать в качестве несущего конструкционного материала железо. Для перекрытий в больших залах с плоскими потолками использовались эллиптические балки (в Фельдмаршальском зале, на Парадной лестнице и в Малой церкви) и шпренгельные балки (например, для Гербового зала и Большой церкви). И те, и другие были изобретены специально для Зимнего дворца. Эллиптическая балка собиралась из четырех вертикальных полос кровельного железа, зажатых сверху и снизу уголками и раздвинутых болтами посередине, шпренгель – конструкция, в которой обратная шарнирная арка закреплена между слегка изогнутыми дугами. Этот вариант применяли в тех случаях, когда требовалось удерживать перекрытия с пролетами свыше 21 метра.
На чердаках есть так называемые «продыхи», открывающиеся вниз, в залы. Делались они для вентиляции, но заодно получились смотровые окошки. Как правило, внизу у подвесных потолков – покрашенная или расписанная подшивная медь. Между медью и потолком – порядка полутора метров, и в этот зазор тоже можно заглянуть. Но на чердаках над такими залами нужно соблюдать технику безопасности и ходить только по мосткам.
– Что требуется от инженерных служб, чтобы сделать возможными регулярные экскурсии по чердакам?
– Оборудовать сами чердаки для проходов. На них ведь скопилось огромное количество мусора. Вот, например, когда в 1999 году стали вычищать песок, засыпанный на чердаки еще во время войны, чтобы дворцы не загорелись от бомб-зажигалок, вывезли 400 тонн строительного мусора. А долгое время никто не обращал на него внимания, и вся эта масса создавала дополнительную нагрузку на перекрытия чердаков. Сейчас тоже есть что убирать.
Кроме того, нужно кровлю в порядок привести. Несущие конструкции, перед тем как показывать широкой публике, необходимо почистить и покрасить. Есть места, где до сих пор стропила и фермы покрашены смесью льняного масла и сажи еще в те времена, когда другой краски по металлу не существовало. Требуют ремонта переходные лестницы и мостки на чердаках. Но первый шаг мы уже сделали – установили лифт, последняя остановка которого как раз на чердаке.
В частности – лифт
– Лифт тоже какой-то необычный?
– Уникальный, потому что нам удалось поставить новый лифт, никак не затронув шахту. Мы давно хотели сделать остановку на чердаке, но у предшественника этого лифта на чердаке располагалось машинное отделение. Девать лебедку и приводные механизмы было некуда, на крышу их выносить нельзя. Но, наконец, два года назад мы купили лифт, в котором вообще нет машинного отделения, маленькая лебедка стоит сбоку, она помещается между кабиной и шахтой. Это Otis GEN2, один из самых современных. Собирали его во Франции, потому что в Петербурге завод не умеет пока таких делать. В России он был первым, но сейчас уже есть аналогичные в Москве, с лебедкой сбоку. Кстати, за счет высокочастотного управления двигателем этот лифт потребляет очень мало энергии. Предыдущий поднимал 8 человек и потреблял 7 киловатт, а этот рассчитан на 13 пассажиров и тратит при этом 3,5 киловатта, чуть больше, чем утюг или два электрических чайника.
– А остальные лифты музея?
– Их тоже пора менять, потому что отработали они уже лет по сорок. Мы хотим, чтобы они были уже не только для служебного пользования, но и поднимали посетителей. И в первую очередь, чтобы ими могли пользоваться инвалиды, то есть чтобы у лифтовых дверей был достаточно широкий проем и чтобы пульт управления располагался пониже и до него можно было бы дотянуться сидя в коляске.
Первый лифт Зимнего дворца был сконструирован И.П. Кулибиным для императрицы Екатерины II в 1793 году. Тогда его назвали «подъемным креслом». Механизм приводился в движение одним или двумя работниками, стоявшими за спинкой «кресла», которое, по выражению самого Кулибина, «должно подниматься и опускаться по перпендикулярной линии, но безо всякого притом опасного воображения».
В частности – климат
– О том, здоровый ли климат в Зимнем дворце и не вредит ли воздух картинам, спорили еще в середине XIX века, после того как восстановленное здание оборудовали пневматической системой отопления Амосова. С тех пор, вероятно, отопление во дворцах меняли неоднократно?
– Поменялись источники тепла, но общий принцип отопления теплым воздухом, придуманный еще инженером Н.А. Амосовым, действует в Зимнем дворце до сих пор. В стенах проложены каналы, изначально выполнявшие три различные функции: по одним проходил горячий воздух, другие служили для вентиляции, третьи – для выхода дыма из топок печей. Кроме того, в первоначальном проекте предусматривались запасные каналы, которые можно было бы использовать в дальнейшем. В 1912 году во всех дворцах Эрмитажа было оборудовано новое водяное отопление, но уже в 30-е годы в Зимнем снова стали использовать амосовские каналы, заменив старые дровяные печи водовоздушными обогревательными установками с электрическими вентиляторами. Позднее обогреватели были подключены к городской теплосети. Сейчас в основном используется аппаратура 53–62-го годов, и мы начинаем ее менять. Это большая программа, реализуемая совместно с датским министерством энергетики.
– Наверное, старые каналы требуют регулярной прочистки?
– Завалы случаются довольно часто. Чтобы определить, где это произошло, приходится опускать видеокамеру в шахту и отмерять расстояние до завала. Потом в соответствующем месте разбирается стена и затор удаляется.
– Сложно при сырой петербургской погоде поддерживать правильный климат в залах и хранилищах?
– Есть приборы, которые наблюдают за влажностью и температурой. Мы стараемся получать информацию из двух независимых источников. В тех залах, где есть кондиционирование и вентиляция, стоят специальные датчики, по которым аппаратура и настраивается. Но если такой датчик выходит из строя, то кондиционер начинает выдавать неправильные параметры. Поэтому есть отдельная система, которая подключена к компьютеру, установленному в лаборатории климата. К сожалению, в тех залах, где не установлены системы кондиционирования (а их большинство), мы не можем менять влажность, регулируется только температура за счет теплоцентров. Самая гибкая система климат-контроля – в новом фондохранилище. Там в каждом помещении можно установить свои параметры.
Рассказывают, что вскоре после войны И. А. Орбели, бывший в те годы директором Эрмитажа, придумал способ избавляться от слишком назойливых посетителей, которые практически не давали ему работать. Он попросил вмонтировать в свой стол кнопку тихого вызова секретаря из приемной, чтобы в особо тяжелых случаях тот входил и сообщал, что директор срочно нужен в музее.
В частности – безопасность
– Когда в Эрмитаже была установлена первая сигнализация?
– В 1953 году. Пульт для первой сигнализации был переделан из трофейной телефонной станции производства фирмы Siemens. Он благополучно проработал до 86-го года, а сейчас украшает мой кабинет.
– Нынешняя сигнализация работает уже почти 16 лет. Наверное, для такого рода аппаратуры это долгий срок?
– Она по-прежнему полностью в работоспособном состоянии, но морально действительно уже требует замены. Так что со следующего года мы планируем начать поэтапную замену и рассчитываем года за три поменять все.
– Какие «моральные качества» требуются от музейной сигнализации?
– Очень важно правильно организовать систему сбора информации. Сигнал тревоги должен проходить за две секунды из любой точки. Если на это тратится 30 секунд, то такую аппаратуру применять уже нельзя. Потому что квалифицированному преступнику требуется две минуты, чтобы войти в здание (при этом срабатывает сигнализация), взять предмет и выйти.
Обложка публикации: Чугунные (дореволюционные и деревянные советского времени) мостики на крыше Зимнего дворца.
Фотографии Алексея Тихонова.
