Год основания четырёх важнейших ГМЗ под Петербургом — 1918-й — стал поворотным и для Тархан. После смерти бабушки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой имение перешло к её младшему брату А. А. Столыпину, после чего за хозяйством тут следили только управляющие. В 1918-м очередной из них, Г. А. Игнатьев, узнав о грозящем ему как дворянину аресте, был вынужден бежать. Усадьба долгие годы оставалась беспризорной… Впоследствии не меньше времени ушло на её воссоздание как Лермонтовского заповедника.
В одном из предыдущих номеров журнала «Адреса Петербурга» мы вспомнили художественный фильм «Храни меня, мой талисман» 1986 года, снятый к юбилею А. С. Пушкина. Показалась захватывающей его идея: советские люди, попадая в Болдино, оказываются втянуты в драматическую историю пушкинского времени. Этот сюжет воскрес в памяти, когда минувшим летом представился случай в автопутешествии по России заглянуть в Тарханы, где прошло детство М. Ю. Лермонтова. Посещение Тархан совпало с 176-й годовщиной cо дня смерти поэта. На съезде с трассы, за гостиничным комплексом и колоритной мельницей, по левую руку открылось имение — собственно Тарханы, а по правую — красивое крепкое село Лермонтово, ухоженное и опрятное. Но XIX век явственно проступал сквозь свежевыкрашенные фасады сельских домов. Это ощущение усилилось в музее-заповеднике, сотрудники которого очень остро и эмоционально воспринимают всё связанное с жизнью, творчеством и непростым характером Михаила Юрьевича. Такое впечатление, что он тут был ещё вчера, с кем-то разговаривал, шутил, кого-то обидел, что-то зло высмеял, поссорился, влюбился, писал стихи, стрелялся…
Об этом незакрывающемся окне в минувшую эпоху, о делах и планах Лермонтовского заповедника мы поговорили с его директором Тамарой Михайловной Мельниковой:
— Известно, что биография Лермонтова, во-первых, коротка. Во-вторых, ещё недавно она не была богата достоверными фактами. Александр Блок сказал, мол — «нищенская биография». Но со времени Блока лермонтоведение серьёзно продвинулось, линия судьбы поэта теперь изучена достаточно подробно. Хотя о творчестве его говорить сложно как и прежде, поскольку Лермонтов — безусловно, гений. Сложно понять гения. И ни в коем случае нельзя подменять факты его биографии мифами, легендами, часто возникающими по воле злонамеренных людей. Снова вспомню Блока, говорившего, что литературоведы не очень балуют Лермонтова своими изысканиями. Не постигая его — додумывают, стремясь «присоседиться» к его славе. А ведь Лермонтов — загадка, какая даётся народу раз в тысячелетие. Создать такое наследие за 26 лет жизни, точнее — чуть больше, чем за десять относительно «взрослых» лет, это просто сверхъестественно и заслуживает защиты. Музейные работники, занимаясь хранением и просвещением, но в первую очередь — служа науке, обязаны всегда исходить из фактов. Нам очень часто приходится бороться с ложными или недоказанными версиями. Однако обращение к Лермонтову в художественной литературе, в кино, на театральных подмостках мы всегда приветствуем, потому что всякое упоминание о гении подталкивает к тому, чтобы найти верный ответ на его загадку. Жизнь нашего героя настолько интересна, полна событиями и приключениями, что можно написать и детективный, и любовный, и военный роман, а того, что он успел высказать, хватило бы на множество выдающихся ораторов.
— Это судьба не одних Тархан. Жизнь как будто испытывала нас, русских, на прочность в отношении к своим гениям. А в отношении к Лермонтову — особенно. Но в итоге во всех местах, где побывал Лермонтов, созданы его музеи. Увы, так можно сказать не о всяком великом человеке.
Да, Тарханский парк полвека назад был страшно запущенным. Постепенно мы привели его в порядок. И вот несколько лет назад в парке вдруг появились потрясающей красоты маленькие цветы. Отыскали их в «Красной книге», определили, что это тюльпанчики Биберштейна, которые прежде росли именно в ухоженных дворянских усадьбах. Мы их заново не сажали — сами возродились, как только восстановились условия. Красивая аналогия: память, живущая в самой природе, схожа с нашей памятью о Лермонтове.
Если есть места, где могут храниться воспоминания, обязательно появляется возможность эту память материализовать: в Пятигорское, в Чечне, на Таманском полуострове, в Москве, в Петербурге, в Петергофе, и, безусловно, в Тарханах, где прошла половина жизни Лермонтова… После революции 1905 года усадьбу сожгли, имение было разорено, но отовсюду приезжали на могилу Лермонтова, говорили и писали, что музей необходим, и постепенно это стало реальностью.
Сначала восстановили господский дом. По частям, по документам. Серьёзная научная работа позволила возродить и все окрестные памятники. Неразрушенными оказались только церковь в селе и вторая — в усадьбе. Всё остальное собиралось по крохам, по мелочам, по крупицам. Одну подлинную вещь прислали из Грузии, другой музейный предмет был найден в Ельце — там жили родственники Лермонтова, и так далее. Процесс пополнения коллекции беспрерывный, он идёт до сих пор.
— Посетители Музея-заповедника в первую очередь интересуются историей места или судьбой Лермонтова? Чем посещение Тархан обогащает читателя его произведений?
— Большую часть людей, которые сюда приезжают, привлекает загадка Лермонтова, даже более родного для россиян, чем «наше всё» — Пушкин. Его поэзия труднее поддаётся переводу, поскольку Лермонтов полнее использовал богатство русского языка. Поэтому иностранцам Лермонтов часто непонятен, а нам, наоборот, близок. Ещё у Лермонтова многое связано с Кавказом, так что кавказские народы до сих пор тоже почитают его своим и очень любят.
Юные посетители воспринимают Тарханы на эмоциональном уровне, обращаются в нашу «веру», в лермонтовский гений. Вернувшись домой, они рассказывают: «А знаете, что Лермонтов, оказывается… И это не правда, что…» На таком бытовом уровне молодёжь начинает воспринимать Лермонтова почти как своего сверстника. Мы в этом помогаем — устраиваем балы, театрализованные представления лермонтовского времени. Участвуют в них не аниматоры, а наши сотрудники, знатоки и профессионалы в изучении Лермонтова и Тархан. Зимой мы реконструируем традиционную забаву — кулачные бои, проводим детские игры на «Траншеях», где Лермонтов упражнялся со своим маленьким «потешным» полком.
— Есть ли сейчас у Тархан заветные планы, сверхзадача, которую вы бы хотели разрешить в музее?
— Сверхзадача замещает сиюминутную жизнь. Это не всегда хорошо. Надо жить здесь и сейчас, чтобы жизнь была полной дел, радостей, любви и всего остального. Долгое время я стремилась к тому, чтобы у музея была гостиница и столовая. Ведь не было даже актового и выставочного залов! Но это не сверхзадача — просто дело, которое требовалось выполнить. Теперь стремлюсь не внедрить, а, наоборот, победить в Тарханах «современные» технические средства, заполонившие всё вокруг нас. С позволения некоторых музейных работников такие «гаджеты» проникают и в музей. Но, по моему мнению, неправильно посетителей, которые приходят рассмотреть реальные экспонаты, усаживать снова за экран. Они и так постоянно смотрят то в телевизор, то в компьютер, то на планшет, то на мобильник… В результате почти происходящее вокруг. Только музеи ещё дают людям такую возможность. Особенно — музеи-заповедники. В Тарханах мы стараемся создать эффект полного погружения, чтобы посетители поняли, какой была прежде жизнь и чем она по-своему прекрасна. В ней тоже не всё было хорошо и гладко, но рождались гении. Разумеется, я не против того, чтобы Государственный Эрмитаж представлял где-то копии произведений искусства. Но нельзя ведь сам Эрмитаж заменить этими копиями! Даже воздух Эрмитажа ценен! Или воздух Тархан — его тоже нельзя заменить. Все эти звуки леса, пение соловья, кукование кукушки…
— Но всё-таки, есть конкретные вещи, которые вы хотите в музее восстановить или создать?
— Конечно, всегда бывают долгосрочные проекты. Например, пять лет лежала без движения документация на строительство гостиницы, пока я всё-таки не добилась, чтобы нам разрешили её построить и выделили наконец необходимые для этого деньги… А сейчас мне мечтается, чтобы перед новым зданием вырос большой парк, точнее — лесопарк. Это частично восстановит пейзаж и сделает более комфортной среду. Есть и ещё она мечта, совсем уж фантастическая. Главная дорога, которая ведёт от заповедника к трассе, примерно посередине спускается в овраг. В лермонтовское время село там и заканчивалось. А всё то, что за оврагом, было чистым полем, выходившем к тракту Пенза — Тамбов. Для того, чтобы восстановить этот исторический ландшафт, надо многое снести или перенести, что тоже непросто. Но ведь именно об этом пейзаже Лермонтов писал:
Как нравились всегда пустыни мне.
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Так что я осмелилась включить в концепцию развития Музея-заповедника восстановление фрагмента села лермонтовского времени. Какую-то часть этого плана нам удалось выполнить: сразу за музеем построены бревенчатые дома, воспроизводящие крестьянские избы. Там уже живут посетители музея. Не знаю, насколько у меня хватит сил, но воссоздание исторического образа села уже началось.
Фотографии Лолиты Крыловой.