Своим существованием обе деревни обязаны… Евгению Евстигнееву. Точнее, его герою, которого этот великий русский актер сыграл так блистательно, что и представить его по-другому теперь уже невозможно. Я имею в виду канцлера Российской империи Алексея Петровича Бестужева-Рюмина из знаменитой трилогии о гардемаринах. Помните этого сурового, властного вельможу с пронизывающим тяжёлым взглядом? Глядя на сохранившиеся изображения реального Бестужева, сразу можно сказать — кроме гениально схваченного образа, налицо и явное портретное сходство… Действительно, в царствование императрицы Елизаветы Петровны этот выдающийся государственный муж многие годы ворочал политическими судьбами Европы, не забывая, впрочем, и о своей пользе. Так уж было тогда заведено в России — но только ли тогда?.. Как раз между вторыми (1744) и третьими (1757) «гардемаринами» граф Бестужев-Рюмин и основал на северном берегу Большой Невки две наши нынешние Деревни.
Впрочем, это не значит, что здесь никто не жил прежде: местность эта изобильная, сухая и здоровая. Недалеко от берега шла Старая шведская дорога, соединявшая крепости Ниеншанц и Выборг, и вдоль неё издавна селились люди разных народностей. Рядом жили и финны, и славяне — поэтому на старинных картах одни и те же селения зачастую имели разноязыкие названия. Там, где к Большой Невке выходит нынешняя Торфяная дорога (впоследствии — Старая Деревня), в XIV—XV веках располагалось новгородское сельцо Каменка, ставшее при шведах Kivinenna (в переводе — Каменный Нос). Название понятное: стоявшие тут густые леса были завалены крупными валунами, оставшимися от ледника. В петровские времена в этом месте у дороги значилась русская деревня Усканово. Восточнее, где к реке выходит Шишмарёвский переулок и где теперь Новая Деревня, в старину находилась деревня Kossieva, на исходе XVII века превратившаяся в Киесконе, или Kiskin. Но пушистые красавицы-кошки здесь были ни при чём: селение называлось по имени шведского рыцаря Михеля Кискойнена, владевшего им до 1666 года. Основав свою новую столицу, Пётр Великий раздал прибрежные земли вдоль Финского залива своим сподвижникам — на предмет благоустройства. Территории будущих Старой и Новой Деревень царь поручил своему талантливому советнику по дипломатической части Андрею Остерману. Этот изворотливый, коварный, но неподкупный деятель дослужился до баронского титула, сумел пережить пятерых самодержцев — но был свергнут с российского политического Олимпа императрицей Елизаветой, занявшей престол в ноябре 1741 года. Дочь Петра не простила барону многолетнего пренебрежения своей персоной… Подобное отношение Остерман проявил и к своим владениям на северном берегу Большой Невки: за прошедшие десятилетия ни денег, ни хозяйского внимания они так и не дождались. Поверженный политик отправился в Ханты-Мансийский Берёзов, а его недвижимость перешла в казну.
Но бесхозными эти берега оставались недолго: вскоре сюда пожаловал новый, настоящий хозяин. В апреле 1746 года Елизавета Петровна пошла навстречу челобитной своего канцлера и подарила ему в «вечное владение» «Приморскую мызу Каменный Нос со крестьяне»: 32 души мужского пола и 32 души женского пола, при общем доходе с них 182 руб. 20 коп. Канцлер уже имел многие земельные владения, и новое выпросил у царицы с особым умыслом: он задумал создать на Каменном острове, входящим в состав мызы, официальную парадную резиденцию для приёма иностранных делегаций — аналог нынешнего Константиновского дворца в Стрельне. Напомним, что Бестужев занимал высший пост в государстве: он ведал всей дипломатией империи! Справиться граф решил своими силами: он переселил сюда из своих южных имений множество крепостных мастеровых с семьями. Их стараниями на Каменном острове всего за несколько лет вырос великолепный барочный загородный ансамбль, в котором было действительно не стыдно принимать европейских послов. Крепостные умельцы — садовники, камнетёсы, плотники, резчики по дереву, живописцы — проложили каналы для осушки болот, облицевали их берега гранитом, соорудили по берегам насыпные валы, прорубили и расчистили аллеи. На Стрелке воздвигли обширный дворец, вдоль берегов построили целую набережную со своим Эрмитажем, галереями и гостевыми домами. Внутри острова разбили регулярный партерный парк с цветниками, оранжереями и павильонами, где имелся даже свой зверинец. На фундаментах дворца канцлера стоит нынешний Каменноостровский дворец, а больше ничего не сохранилось — все постройки крепостные мастера строили из дерева. Тем не менее мы можем судить о бестужевском размахе по серии прекрасных гравюр с видами Каменного острова, выполненных по заказу канцлера известным русским художником Михаилом Махаевым.
Промышленные, городские и транспортные пейзажи Старой и Новой деревень
Фотографии Григория Соколинского
Первоприбывшие мастера жили за рекой, против нынешнего Елагина острова, на уже расчищенных прежними жителями местах. Их село — там, где к реке выходит Торфяная дорога — получило название «Графское Бестужево-Рюмино». Но масштаб работ на острове всё расширялся, и следующие партии переселенцев стали размещать на новом месте. Западнее селиться было нельзя, мешал Лахтинский разлив — и потому новое селение в самом конце 1740-х годов построили восточнее, против Каменного острова. Это и была Новая Деревня — чтобы отличать её от Старой, уже имеющейся. Впрочем, на официальных картах эти народные названия появились только в 1777 году. Вот и выходит, что место для нового фондохранилища Эрмитажа, построенного в этой самой Старой Деревне два с половиной века спустя (его адрес — Заусадебная улица, дом № 37а), выбрали с умыслом — не абы где, а на месте былой слободы мастеров, некогда сумевших воздвигнуть свой Эрмитаж.
В феврале 1758 года графа Бестужева-Рюмина постигли обычные для вельмож его уровня неприятности — опала и ссылка. В столицу его вернула лишь воцарившаяся через четыре года Екатерина Вторая, которая позднее выкупила у бывшего канцлера Каменный остров за огромную по тем временам сумму в 30 тысяч рублей. Но прочие части мызы остались в его собственности, и она была весьма велика: во владениях графа на северном берегу Большой Невки тогда проживало около 3 тысяч человек. Земледелием они не занимались — за неимением места; держали перевозы через реку, мастерили, промышляли рыболовством. Люди те были в основном православные, но с храмом у них долго не ладилось. Еще в конце 1740-х годов Бестужев задумал построить на своей мызе церковь, но деньги всё время уходили на другое, а после краха карьеры стройка и вовсе замерла. Вернувшись из ссылки, бывший канцлер посчитал своим долгом довести начатое дело до конца. Церковь Благовещения Пресвятой Богородицы достроили и освятили уже в 1762 году, вскоре после возвращения графа. Через три года к прежнему холодному храму пристроили тёплый придел, который в 1770 году освятили во имя св. князя Александра Невского. Церковь получилась очень необычной: не было ни традиционных куполов, ни колокольни. Круглую ротонду украсили колоннами, между которыми и висел колокол. Других таких церквей «под звоном» в Петербурге не знали. Особенно любопытен новый колокол, который изготовили и установили в 1765 году на полученные от государыни за Каменный остров деньги: он был украшен гербом Бестужева и изображением выпущенной им некогда медали, прославляющей свершения и добродетели бывшего канцлера. Эскизы к медали рисовал сам граф — оказывается, он был не чужд художествам. Этот уникальный колокол, к сожалению, разбился в 1856 году. Так что церковь Бестужев строил, по сути, как памятник себе и своей былой славе.
Бывший канцлер не имел прямых наследников, и после его смерти в 1768 году мыза перешла в род Волконских. Поменялось и её официальное название — теперь она стала селом Благовещенским. А в январе 1789 года «село Благовещенское, Каменный Нос тож, с деревнями Новой, Старой и Коломягами» приобрёл подполковник в отставке Сергей Яковлев — сын купца-миллионщика, несказанно разбогатевшего на рыбной торговле (свою природную фамилию Собакин он, поднявшись, поменял на более благозвучную). Сын был под стать отцу — сумел приумножить капитал на поставках для армии. Между Старой и Новой Деревнями, недалеко от церкви, он построил просторную усадьбу, где и жил припеваючи с женой и семью дочерьми. По отзыву известного бытописателя старины Михаила Пыляева, усадьба Яковлева («мызинское место», как её называли в городе), была «самая красивая из дач» во всей округе. Жил господин отставной подполковник «на широкую ногу», завёл себе один из первых в столице цыганских хоров, но его увеселения нравились далеко не всем. По замечанию Пыляева, «на этой даче почти каждый день устраивались попойки, которые нередко творились и на берегу… Публика обходила эту дачу, несмотря на частую музыку, пение цыган и иллюминацию». В оправдание хозяина дачи скажем, что это свидетельство, скорее всего, относилось к последним годам его жизни, когда умерла его супруга… Главное, чем Яковлев-сын остался в истории города — это возведением новой церкви взамен канцлеровой, летом 1803 года сгоревшей от удара молнии. Вторую Благовещенскую церковь строили на деньги Яковлева четыре года и завершили в 1809 году. Сегодня это самое старое сооружение в округе (его адрес — Приморский проспект, дом № 79). Архитектор Василий Мочульский постарался повторить общий облик предшествующего храма — с некоторыми ампирными добавлениями. В память жены Мавры Борисовны к прежним приделам (основному и св. Александра Невского) он приказал соорудить ещё один, освятив его в честь святых мучеников Тимофея и Мавры. Сегодня других приделов в честь этих святых в нашем городе нет. После смерти Яковлева в 1818 году его дочери несколько лет сохраняли всё имущество в нераздельном общем владении, но потом повыходили замуж и пожелали иметь свои наделы. В 1823 году произошёл делёж: все земли разделили на семь равных частей, присвоили им номера и тянули по жребию. Старая и Новая Деревни (номера 1—5) вытянули сёстры — жёны военных по именам: Любовь Сабир, Варвара Альбрехт, Шишмарёвы Анна и Надежда и Софья Манзей. Все они построили на своих наделах по усадьбе.
С этого времени и установились границы здешних исторических районов. Граница между Деревнями проходила по дороге, ведущей от Благовещенской церкви к приходскому кладбищу, устроенному еще при канцлере в полуверсте к северу. Сейчас на этом месте школа № 44 (Школьная улица, дом № 66). На западе Старая Деревня начиналась от Лахтинского разлива, восточная же граница Новой Деревни проходила по полукруглому Ферзину переулку — ныне это часть улицы Савушкина, огибающая сквер у станции метро «Чёрная Речка». За переулком начинался парк и совсем другой, аристократический мир — роскошная дача графов Строгановых… Там проходили знаменитые в XVIII веке «строгановские праздники», на которые нередко заезжали высочайшие особы, — но это совсем другая история. Начиная с 1830-х годов, в западной части дачи, примыкающей к Ферзину переулку (её называли «Мандорова мыза») начали один за другим появляться модные рестораны и павильоны. Разорялся один — через некоторое время поблизости открывался другой. Уже в начале XX века именно в этом парке (ближе от станции метро к реке) располагался знаменитый ресторан «Вилла Родэ», где любил бывать небезызвестный Григорий Распутин. Все эти разнообразные увеселительные заведения за десятилетия разгульной жизни составили Новой Деревне не самую лучшую репутацию — ведь столичные вертопрахи не раз кричали всем встречным, что они «едут гулять в Новую Деревню». Так что все эти популярные в городе злачные места не имели к настоящей Новой Деревне никакого отношения — они просто находились рядом. Вот такая историческая несправедливость!
Промышленные, городские и транспортные пейзажи Старой и Новой деревень
Фотографии Григория Соколинского
При императоре Александре Павловиче жизнь Новой Деревни резко изменилась: начиная с 1802 года, сюда ежегодно летом стал переходить на постой элитный Кавалергардский полк — ведь рядом, на Каменном острове, в летний сезон теперь постоянно жил государь. В течение шести недель полковые лошади кормились травой на здешних сенокосах — нет, не для экономии фуража, а, как писалось в документах, «с гигиенической целью». Полк выступал в «Собакину Деревню» (как выражались кавалергарды, памятуя о Яковлеве-отце) в начале июня, а возвращался в город в конце сентября. В Новой Деревне стояли четыре эскадрона (и ещё один — в Коломягах), здесь же на окрестных дачах должны были неотлучно находиться все офицеры. Понятно, такое размещение рядом с прелестными дачницами не могло их не радовать. Довольны были переезду полка за город и нижние чины — летом учения проводились редко, зато в расположении каждого эскадрона для них были устроены купальни. Впрочем, слишком расслабляться кавалергардам было нельзя: даже во время нахождения полка «на траве» соблюдение формы одежды во всей точности требовалось неукоснительно.
В пушкинское время берега Большой Невки вблизи Чёрной речки стали модной аристократической дачной местностью: хозяева переоборудовали крестьянские избы и сдавали их на лето внаём. Большим достоинством таких дач была близость к столице: они были в городской черте. Ведь вплоть до 1917 года северо-западной границей Петербурга считалась Новодеревенская улица: она шла на восток наискосок примерно от пересечения сегодняшней улицы Академика Шиманского с Большой Невкой к Ланскому шоссе. Аристократия снимала дачи поближе к Чёрной речке, а в Новой и Старой Деревнях строили собственные усадьбы дворяне не с самыми громкими фамилиями. Один из таких домов, чудом доживший до наших дней, можно увидеть в Старой Деревне на Приморском проспекте, дом № 87. Прекрасный памятник деревянного классицизма возвёл в 1825 году зодчий Авраам Мельников для одной из дочерей Яковлева, вышедшей замуж за гвардии штабс-капитана Афанасия Шишмарёва. Некогда от дома к службам отходили галереи, зелёный партер выходил прямо к воде, вокруг теснились клумбы и кусты — но осталась одна лишь сторожка… Хозяин был не только цветоводом, но завзятым театралом и ценителем живописи. На его даче бывали музыканты, актёры и художники. Для одного из них, известного живописца Ореста Кипренского, в 1826 году в саду была даже выстроена, как художник писал другу, «новая деревянная ателье», и он «работал в ней не на шутку». Среди прочих известен и портрет просвещённого хозяина дачи работы Кипренского; запечатлел он и нескольких других членов рода Яковлевых. Имена многих тогдашних дачевладельцев долгое время сохранялись в обозначениях местных проулков, но при массовой послевоенной застройке их не стало. Лишь два названия сегодня напоминают нам о яковлевских дочках: Шишмарёвский переулок и Сабировская улица.
Шли десятилетия, и дачная жизнь в Старой и Новой Деревнях утратила аристократический лоск. Мода прошла, элита уехала отдыхать в другие места, и берега Большой Невки облюбовали петербургские немцы. Дачи тут были совсем недорогие, и чем дальше от берега — тем дешевле. Вдоль реки проложили семь улиц, обозначенных номерами: «Первая линия» шла у самой воды, а «Седьмая линия» известна нам сегодня как Школьная улица. В 1883 году в приходе Благовещенской церкви числилось 448 дворов и более 2 тысяч жителей (вместе с Коломягами). Местные дачи зачастую не могли похвастаться даже мало-мальским комфортом, да и вокруг открывались картины вполне себе деревенского быта. Всей этой патриархальной идиллии оставалось существовать недолго. Совсем скоро — и вместе с фабриками город придёт и сюда.
