Ландшафт северных районов Петербурга очень отличается от прочих частей города; только здесь глаз горожанина, везде привыкший к открытым далям, неожиданно натыкается на преграды в виде возвышенностей, на которых красуются стройные сосны. Дело в том, что доисторическое прошлое этих мест было совсем иным, чем у других районов нашего города. После ухода ледника Приневская низменность, на которой сегодня располагается Петербург, долгое время была покрыта водой. Берегом древнего Литоринового моря и являлась Лесновско-Полюстровская терраса — песчаная гряда, образованная наносами прибоя, высотой около 9 метров и шириной от 1,5 до 3 километров [1, c. 11]. Да и Поклонная гора — самая высокая точка города (около 40 метров) — не что иное, как доисторическая песчаная мель. На этой гряде и разместились позднее Шувалово, Озерки, Парголово, Удельная, Лесной, Кушелевка, которые славились среди прочих городских предместий живописностью, но главное — своим сухим и здоровым климатом.
Люди здесь жили издавна: в 1967 году учёные раскопали на южном берегу Большого Суздальского озера поселения времён неолита (II тысячелетие до нашей эры). Воды Ладоги и Балтики смыкались тогда полноводным широким проливом (на месте нынешнего озера Вуокса). Юг Карельского перешейка занимал огромный остров в форме овала, вытянувшийся с северо-запада (от Каннельярви) на юго-восток, до нынешнего Лесного. По этим местам проходил путь «из варяг в арабы» — он совпадал с современным Волго-Балтом. Арабские путешественники сообщали о неком большом острове Рус, лежащем вблизи Ладоги, — вероятно, это и была сегодняшняя Выборгская сторона. Трудно представить, но ещё совсем недавно (по историческим меркам, конечно) наши знакомые и любимые места выглядели совсем иначе… Сегодняшний вид рельеф принял только на рубеже I и II тысячелетий нашей эры — летописи донесли до нас смутные известия о каких-то страшных геологических катастрофах, происходивших на приневских землях в VIII–XII веках. Что именно здесь случилось — неизвестно: места это были слишком глухие, а если и имелись редкие свидетели, то они, вероятно, не умели писать… Кстати, по гипотезе современного исследователя Александра Шарымова [7], именно на острове Рус (а не где-то в Скандинавии) правил знаменитый варяг Рюрик, отсюда он и отправился княжить в Русь (в летописи говорилось, что он двигался к Волхову по Неве). Таким образом, вполне возможно, что Рюрик — карел, родом с Выборгской стороны…

В новгородские времена невское правобережье входило в Ореховский присуд (уезд) Вотской пятины (да, когда-то нашей административной столицей был славный Орешек — нынешний Шлиссельбург). Земли по берегам Невы и её рукавов относились к Спасскому Городенскому погосту, территории к северу от Невы — к Воздвиженскому Корбосельскому погосту (кстати, его центр, деревня Корабсельки с населением 77 человек жива-здорова и сегодня — в нескольких километрах к северу от КАД, за Буграми). Согласно «Переписной книге Вотьской пятины» [5, c. 119], составленной в 1500 году, вскоре после перехода новгородских владений новым московским хозяевам самым людным местом на правом берегу Невы была Тимофеевская Грузова волость, находившаяся в районе нынешнего Финляндского вокзала. К ней относились село Кулза, деревни Корабленица и Ахкуево. Неподалёку, близ излучины Невы (в районе пересечения Феодосийской улицы и Жукова), при шведах были построены кирпичный завод Антона Богда и солодовня — первые промышленные предприятия на территории нашего города [1, c. 52].
Там, где к Неве выходит шоссе Революции, при шведах находилась деревушка Happosilna (1699) — от шведского hap, «пирушка» — возможно, здесь располагался Комендантский сад, где отдыхали шведские офицеры из близлежащего Ниена. Ниже по Неве (у Большого Сампсониевского проспекта) на берегу давно исчезнувшей речки Чернавка при шведах имелась деревушка Kolsuja (1640), ниже на берегу Большой Невки (за Сампсониевским мостом) стояла деревня Makula (1640) — вероятно, от финского makuula — «спать» (т. е. «деревня для постоя»). На нынешней Пироговской набережной имелось местечко Eikie-bu (1680) — предположительно, от финского eiko — «старуха». Наконец, ещё ниже (у впадения в Большую Невку безымянной речушки, против Карповки), существовало селение Puttux.


Первое появление топонима «Выборгская сторона» относится к 1718 году, когда новая петровская столица была официально поделена на административные части. Так тогда назвали всю огромную территорию к северу от Невы и Большой Невки — до самой Поклонной горы, где стоял сторожевой военный пост. Кстати, в первые годы Петербурга сторона именовалась по-разному: Карельская, или Финская, иногда Шведская. Нынешнее название произошло от старой шведской дороги на Выборг: от города Ниена тракт сначала шёл вдоль Невы, затем сворачивал в створ нынешней улицы Ватутина и пролегал восточнее Лесного проспекта примерно до уровня Кантемировской улицы. Сегодня в спрямлённом виде это по-прежнему главная трасса района, пронизывающая его насквозь: Большой Сампсониевский перетекает в проспект Энгельса, а затем — в Выборгское шоссе.

В XVIII веке основные пространства Выборгской стороны оставались в природном виде, но у её границ появились большие имения вельмож. Первое возникло на северо-востоке: в 1712 году Пётр Первый пожаловал барону Петру Шафирову деревню Мурино с округой. Потом она не раз переходила из рук в руки, пока в 1749 году имение не приобрёл Роман Воронцов — в его роду Мурино и оставалось до революции. На землях вдоль Муринской дороги (сегодняшнего Гражданского проспекта) его сын граф Александр Воронцов расселял крестьян из своих прочих владений. Большая деревня Ручьи на севере начиналась от теперешней Киришской улицы и шла примерно до дома № 80 по Гражданскому проспекту. Она просуществовала до 1950-х годов. К югу от Ручьёв была деревня Горожанка — на участке от дома № 80 до улицы Гидротехников [2, c. 328]. Только через полвека (в 1831 году) она стала называться более знакомо — Русская Гражданка. Уточнение «Русская» понадобилось потому, что в 1827 году немцы братья Вализеры купили у Воронцовых участок земли, на котором основали свою немецкую «Колонию Гражданку» — она лежала к югу вдоль Муринской дороги между улицами Гидротехников и Фаворского [2, c. 127]. Наконец, ещё южнее (между улицей Фаворского и проспектом Непокорённых) через пару десятилетий появилось селение со смешанным национальным составом — оно бесхитростно назвалось «Дорога в Гражданку». В начале XX века Муринская дорога стала «Гражданской», а с 1962 года — Гражданским проспектом.
Земли, лежащие южнее нынешней Площади Мужества, императрица Екатерина Вторая в 1781 году подарила директору Императорской Академии художеств Андрею Закревскому. Имение он назвал Спасская мыза — память о ней долго хранили улицы Большая Спасская (в 1964 году ставшая проспектом Непокорённых) и Малая Спасская (с 1965 года — Карбышева). После смерти Закревского в 1804 году мызу купил сенатор Иван Кушелев. На юго-западе деревни Большая Спасская (к северу от сегодняшней Политехнической улицы) он через несколько лет разбил красивый пейзажный парк с каналами и павильонами, от которого сегодня, к сожалению, не осталось и следа... К 1870-м годам Кушелевка стала недорогой дачной местностью. Она делилась на две части: севернее — Большая Кушелевка (сегодня большей частью застроена жилыми домами), а к югу от Соединительной линии железной дороги, проложенной тут в 1914 году, — Малая Кушелевка (она занята промзоной).

К западу от Спасской мызы в 1802 году император Александр Первый пожаловал землю англичанину А. Давидсону — с тем, чтобы тот устроил образцовую сельскохозяйственную ферму. Но дело не пошло, и через семь лет участок забрали в казну. В 1811 году в бесхозные фермерские постройки перевели из Царского Села Лесной институт, готовивший служащих для государственных природных угодий. Местность вокруг него с тех пор называется «Лесной» — правильно именно так, а не «Лесное», как зачастую говорят. В 1833 году появилось знакомое нам главное здание теперешнего Лесотехнического университета, вокруг раскинулся прекрасный парк с прудами и оранжереей. Сухой микроклимат, ароматный смоляной воздух и чистая озёрная вода создали Лесному славу самого здорового северного пригорода, и потому неудивительно, что его захватил первый же «дачный бум», разразившийся в 1830‑х годах. Другая популярная дачная зона пушкинской эпохи образовалась на северо-западе, за Поклонной горой. В 1746 году императрица Елизавета подарила Парголовскую мызу своему сподвижнику Петру Шувалову (сегодня его имя сохраняют жилые кварталы Шувалово-Озерки). В поместье имелось несколько живописных озёр, рядом с которыми появились уютные деревушки: Суздальская слобода (1-е Парголово) — по обе стороны Выборгского шоссе от озера и до улицы Композиторов, Мало-Вологодская слобода (2-е Парголово) — за окружной железной дорогой, вблизи Шуваловского парка, и Больше-Вологодская слобода (3-е Парголово) — там, где сегодня одноимённая платформа. По этим названиям понятно, из каких краёв переселяли сюда крепостных крестьян во второй половине XVIII века…
«Высший свет» в северных предместьях не жил: аристократы, гвардейские офицеры и завсегдатаи модных салонов стремились снять дачу вблизи императорских резиденций — в престижных Царском Селе, Павловске и Гатчино. В Лесном и Парголово в 1840–1860-е годы отдыхала публика не столь титулованная, но тоже весьма респектабельная — чиновники средней руки, немецкие купцы и ремесленники, русские литераторы (например, Иван Тургенев, Николай Некрасов, Иван Гончаров). Как правило, дачники переезжали загород с многочисленным семейством и потому не гнались за модным дачным обществом и шумными развлечениями — их больше интересовал местный микроклимат, живописность округи и роза ветров. Семьи с небольшим доходом снимали на лето частные крестьянские дома — в этом случае их хозяева перебирались во времянки. Дело это было для них крайне выгодное: летняя прибыль позволяла крестьянам без проблем пережить следующую зиму. Но чаще практиковался съём летних домиков, построенных владельцами имений на своих землях. Такой вариант имел преимущества: кроме продуктов, которые в изобилии доставляли окрестные крестьяне, дачники могли (конечно, за дополнительную плату) пользоваться фруктами хозяйских садов. Добирались из города до северных предместий на особых общих повозках — дилижансах, запряжённых четырьмя лошадьми. С 1845 года они ходили в дачный сезон по расписанию: от Гостиного двора на Невском проспекте (позднее с Лиговского проспекта) — до Спасской мызы и Парголова.

Но со временем в Лесном и Кушелевке стало отдыхать всё менее комфортно — наступали промышленные районы. В конце 1850-х годов на Выборгской стороне заработали самые крупные в России металлургические и металлообрабатывающие предприятия, позднее — машиностроительные; небольшие, но грязные и шумные заводы начали открываться прямо рядом с дачами. Всего за десять лет Кушелевка превратилась в заурядную бедную окраину — как ещё раньше Полюстрово. Что до Лесного, то его судьбу изменил масштабный проект: осенью 1902 года здесь открыл двери огромный Политехнический институт, построенный по последнему слову тогдашней науки. Студенты, да и преподаватели, чтобы не тратиться на дорогу, стали круглый год снимать жильё по соседству. В северных пригородах селились и рабочие, но у них был другой резон: многие не имели права жительства в столице по причине «политической неблагонадёжности», а предместья относились уже к Петербургскому уезду. В итоге социальный состав и нравы здешних жителей быстро, на глазах одного поколения, изменились — и не в лучшую сторону. К началу XX века в Лесном было размещено около десяти различных приютов, крупнейший из которых — Дом Милосердия на Большой Объездной улице (ныне — Орбели). Его целью значилось «приучение к труду несовершеннолетних девушек, впавших в порок». Перед революцией сюда из города переехало и взрослое отделение приюта. По воспоминаниям местных жителей, до самой Великой Отечественной войны Лесной оставался «полугородом-полудеревней». Жители держали кур и коз, ходили в парк по грибы, зимой передвигались по улицам на финских санях… Машины появлялись крайне редко, летом вовсю разливались соловьи — провинциальная тишина и покой [2, c. 202]. Романтика этого места дожила до наших дней: именно в пруду Лесного в 2005 году режиссёр Владимир Бортко снимал прибытие главной героини на шабаш ведьм в своём знаменитом фильме «Мастер и Маргарита».
Второй «дачный бум» в северных предместьях вызвала постройка Финляндской железной дороги — её протянули сквозь весь Карельский перешеек, соединив Петербург и финский городок Рийхимяки в 69 километрах севернее Гельсингфорса (теперь — Хельсинки). Трассу длиной 347 вёрст (или 370 километров) построили менее чем за три года, движение по первой пригородной линии открыли в феврале 1870 года [3, c. 18]. На Выборгской стороне появились станции Ланская, Удельная, Шувалово, Парголово, позднее — Озерки. Сюда теперь можно было добраться из города быстрее и дешевле, чем в любую другую пригородную местность. Это имело огромное значение, поскольку главы семей теперь могли летом приезжать на дачу к семье ежедневно, после службы. В следующие десятилетия Шуваловская округа стала самым модным и густозаселённым северным предместьем столицы.
Дачное дело в пореформенной России превратилось в индустрию. Оно сулило большие прибыли и было объектом частных инвестиций: пустующие территории в Удельном, Шувалово единовременно размечались под типовые дачные участки, которые потом «скопом» сдавались промышленникам в аренду на длительные сроки. Арендаторы ставили на участках типовые двухэтажные домики, обставляли их типовой летней мебелью и затем через газеты предлагали горожанам снять их на лето. Появились и особые дачные путеводители, помогающие дачникам выбрать место для летнего отдыха, в точности отвечающее их личным запросам. Дачный сезон длился с начала мая до конца октября, но постоянный рост цен на жильё в городе привёл к тому, что в 1900-е годы появились особые дачники — «зимогоры», которые жили в предместье круглый год, поскольку снимать дачу было много дешевле, чем городскую квартиру [6]. Для примера: пяти-девятикомнатная дача в Шувалово на берегу озера в 1886 году стоила около 200 рублей за лето. Самые дорогие дачи в этом же районе стоили 280 рублей — пяти-семикомнатные дома с мебелью, личной купальней и конюшней; самые дешёвые, от одной до трёх комнат и без купальни, были доступны любому разночинцу — 30–50 рублей за лето [4]. В северных предместьях летом кипела культурная жизнь и была хорошо развита дачная инфраструктура: работали разнообразные лавки, мастерские, трактиры, рестораны. Имелся даже свой музыкальный вокзал с увеселительным садом, а по Суздальскому озеру ходили пароходы. Это был особый дачный мир, от которого — увы! — не осталось и следа…
À PROPOS
Сергей Григорьев — кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Государственного мемориального музея А. В. Суворова.
Литература:
Александрова Е. Л. Северные окрестности Петербурга. Историческое прошлое. СПб., 2008.
Глезеров С. Е. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная. М., 2006.
Гусенцова Т. М., Добрынина И. Н. Путешествие по Выборгской стороне. СПб., 2007.
Малинова О. Ю. Социокультурные факторы формирования дачного пространства вокруг Санкт-Петербурга (1870–1914): Канд. дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. СПб., 2006.
Переписная окладная книга по Новугороду Вотьской пятины 7008 (1500) года // Временник Императорского Московского общества истории и древностей Российских. Кн. XII. М., 1852.
Пискарёв П., Урлаб Л. Дачный быт Петербурга в начале XX века // Антропологический форум. № 3.
Шарымов А. М. Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год. Книга исследований. СПб., 2004. Кн. 1. Раздел 1. Гл. V.