Жилищный вопрос в послевоенном Ленинграде

Разумеется, после освобождения Ленинграда от блокады среди первоочередных задач было восстановление разрушенного города. Наследство здесь война оставила горькое — 3174 уничтоженных здания, разрушенных — 7143. Только жилых площадей было потеряно около пяти миллионов квадратных метров.

Жилищный вопрос в послевоенном Ленинграде

Тяжесть проблемы усугублялась тем, что в город, начиная с 1944 года, хлынул мощный людской поток. Тысячи и тысячи возвращались из эвакуации. Но не менее мощным был и поток нелегально прибывавших, часто беспаспортных, искавших возможности пропитания, работы, пристанища, поток искателей лёгкой поживы и просто тёмных элементов. Бездомные, беспризорные наводнили город. Процветал бандитизм. По данным на 1947 год, в Ленинграде нелегально проживало около 200 тысяч граждан. В город прибывала и иногородняя рабочая сила, и специалисты (уже по призыву властей) — для помощи в восстановлении. За неимением жилья их, как нередко и реэвакуированных, временно селили в бараках — какие-то бараки чудом не ушли на топку с довоенных времён, а теперь уже строились новые — на Троицком поле, на Горячем поле, на Средней Рогатке, в других районах. А на Средней Рогатке, в Ульянке кому-то пришлось жить в оставшихся после недавних боёв землянках и блиндажах, о чём вспоминают старожилы. Для многих такое временное жильё затянулось на месяцы, а то и на годы.


a-propos:

Юрий Николаевич Кружнов — театровед, музыковед, редактор нескольких журналов, автор многих статей по искусству, краеведению, а также полутора десятков книг, среди которых: «Легенды БДТ», роман-версия «Экзамен в Царскосельском лицее», сказка-повесть «Чёрная каша», исследование «История квартирного вопроса в России»; участник ряда научных проектов в области культуры


Восстановительные работы в Ленинграде шли совершенно небывалыми темпами, и здесь низкий поклон нашим папам и мамам. Уже к 1950 году было восстановлено 2 миллиона 390 тысяч квадратных метров, половина утерянного; а к середине 1950-х в городе не осталось ни одного разрушенного здания. Я помню себя с 1952–1953 годов — мне было тогда восемь-девять лет, я много бродил по городу с родителями, и не могу вспомнить сейчас ни одного разрушенного дома.

Однако это не значило, что жилищная проблема была близка к разрешению: мешали не только объективные причины, но и разные административные препоны, особенно в первые мирные месяцы. Дело было и в нехватке площади, и в немалой путанице в этом вопросе — и по вине граждан, и по вине властей. Так, не все вернувшиеся из эвакуации смогли вновь стать ленинградцами — кто-то не нашёл своего дома, разрушенного в блокаду, у кого-то жилплощадь оказывалась занятой и так далее. Сотни и тысячи бывших горожан осаждали исполкомовские кабинеты в надежде решить этот вопрос. Большим препятствием для возвращавшихся стало то, что на реэвакуацию необходимо было получить разрешение властей двух географических точек. Без этого человек не мог вернуть себе права на собственное жильё. Многие ленинградцы так и не смогли стать ими вновь (среди них, например, одна моя родственница, уехавшая в конце концов жить в другой город).

Немало бед принёс блокадный запрет на информацию, в результате чего были утеряны или уничтожены многие сведения и документы эвакуированных ленинградцев. В блокаду вообще крайне тяжело было получить какую-либо бумажную справку, даже на собственную жилплощадь, — как, например, моей матери, проработавшей в городе всю блокаду. Ещё при подходе немцев к городу в 1941-м коммунальщики начали уничтожать документы, в частности домовые книги, их сжигали пачками во дворах (об этом немало есть свидетельств мемуаристов). Видимо, чтобы не досталась врагу информация о проживающих. Сколько людей после войны так и остались без документов на свою жилплощадь! Это была одна из причин, по которой ситуация с пустующей жилплощадью оказалась после войны весьма запутанной, и часто этот вопрос уходил в криминальную область. Витийствовали оборотистые люди из местных коммунальных структур. Сколько драм и трагедий на этой почве разыгрывалось! Некоторые дела такого рода тянулись после войны в судах и в прокуратуре десятилетиями.

10_2_TROFOTO_7182_19082015.jpg
Жилой дом № 16 по улице Победы 1950 года постройки. Фотография Александра Трофимова

Были и вполне законные способы отъятия жилплощади. Так, например, в 1946 году вышло постановление исполкома о том, что если демобилизованный после войны офицер, занявший свободную жилплощадь, успевал её кое-как обустроить, то жилплощадь закреплялась за ним; вернувшемуся же из эвакуации хозяину жилья исполком обязан был предоставить другое жильё, что, кстати, случалось не всегда, и человек годами ходил по кабинетам.

В июле 1947 года Ленгорисполком вынес решение о закреплении за оставшимися в результате разрушений в блокаду без жилплощади жителями города той жилплощади, которую они самовольно заняли как пустующую и прожили на ней определённое число лет. А люди возвращались и возвращались — и в 46-м, и в 47-м, и в 48-м… И опять — драмы, жалобы, письма в парткомы и в газеты, суды…

С помощью многочисленных постановлений власти могли вполне законно лишить жилья человека, им неугодного, например бывшего зэка или узника ГУЛАГа: если жильё вернувшегося «из мест» было разрушено или кем-то занято, гражданину могли отказать в предоставлении нового «за неимением такового». Пустующей жилплощади много гуляло по бумагам и по рукам коммунальщиков и исполкомовцев, но на поверку жилья архи не хватало.

В каком-то смысле спасительным стало малоэтажное строительство — по типу жилмассивов, популярных в 1920–1930-е годы. Эти мини-городки возводились быстро и не требовали особых затрат. Тем более что для работ привлекались часто пленные немецкие солдаты. Но были эти двух-трёхэтажные домики-коттеджи и малоэффективны, и недолговечны. Что же делалось в отношении массового строительства?

По генеральному плану строительства Ленин-града 1935 года (который был откорректирован и уточнён в 1946-м) началась грандиозная застройка районов нынешнего Московского района, Кировского, Автово, Щемиловки (Ивановская улица), Малой Охты. Поначалу пытались воплотить довоенную идею кольцевой дороги — от начала Ивановской улицы через улицу Типанова и далее по Ленинскому проспекту, которого тогда ещё, правда, не существовало. Чем застраивались эти районы? Пятиэтажками? Временным жильём?

Как ни странно это звучит, но основным типом массовой застройки по генплану оказывались сталинские дома. Дома, затратные по возведению и обслуживанию, массивные, богато декорированные, кажется, делались на века. Советская пропаганда трубила, что строятся эти дома для простых советских людей, что квартиры в них будут заселены «трудовыми семьями». Однако много ли простых трудовых семей вселилось тогда в эти дома-дворцы? По документам тех лет, квартиры в них получала в основном военная, научная, художественная, торговая элита.

Взгляните на эти великолепные здания: как они прекрасны, как добротны и солидны! Такие дома больше не строили нигде в Европе — ни до, ни после! Но вспомним, что возводили их в то время, когда в городе десятки тысяч семей ютились по подвальным квартирам, во временном маневренном жилье, жили у родственников и знакомых, жили даже в бараках и землянках. Возводились они не быстро, и вместимость их была не такой уж большой. Не кажется ли сейчас это массовое строительство злой усмешкой власти в условиях тогдашнего мощнейшего жилищного кризиса? Но то была политика. Государству, победившему в тяжелейшей за всю историю войне, очевидно, нужно было показать себя перед всем миром воистину и сильным, и величественным (вспомним ещё московские высотки). Государство рабочих и крестьян должно было иметь ослепляюще пышный парадный фасад. Но был тут и тонкий психологический расчёт: у массы населения таким образом взращивалось и поддерживалось ощущение «непреходящего праздника» — праздника мирной, светлой жизни, ощущение незыблемости советской власти, впечатление о государстве, необычайно заботящемся о своих гражданах. На самом деле государство выказывало непомерную заботу о собственном престиже (см.ниже). Дома эти, однако, не всегда воспринимались как элитные, но именно как объекты массовой застройки. В середине 1950-х годов, уже в послесталинское время, целые кварталы сталинских построек, выраставших на окраинах города, отдавались под заселение реабилитированных — как, например, в районе пустынной ещё тогда Московской площади и в створе не существующего ещё Ленинского проспекта (до нынешней улицы Фрунзе). Именно так в 1957 году в доме № 195 по Московскому проспекту, на углу будущего проспекта Героев (Ленинского проспекта) получил комнатку 12,5 метра вернувшийся из ссылки Лев Николаевич Гумилёв.

Сталинские дома строились в Ленинграде до начала 1960-х, правда, они уже были поскромнее с виду. Но строились ли после войны другие дома, кроме «сталинок» (исключая жилмассивы)? Жилых — не слишком много. В основном это были перестроенные или восстановленные в войну здания. А по большей части — служебные постройки. Ими, кстати, бурно застроены задние кварталы Московского проспекта, скрытые за парадными сталинскими полудворцами.

На обложке: Юрий Николаевич Кружнов у себя дома. Фотография Александра Лаврентьева


nota bene:

Подробней об этом рассказано в недавно вышедшей книге Ю. Н. Кружнова «История квартирного вопроса в России, или Коммуналки навсегда». СПб., 2014


Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем