«Свечу памяти» открывали высшие руководители двух стран — президент России Владимир Путин, президент Израиля Реувен Ривлин, премьер Биньямин Нетаньяху. Присутствовали многие главы государств и правительств, собравшиеся на Пятый Всемирный форум против фашизма и антисемитизма. Была, разумеется, в Иерусалиме и официальная петербургская делегация во главе с губернатором города Александром Бегловым. В состав сопровождавших делегацию журналистов входил главный редактор журнала «Адреса Петербурга» Сергей Ярошецкий.
У подножия монумента в иерусалимском парке Сакер ещё в ноябре 2019-го, когда в Израиле проходили Дни Санкт-Петербурга, была заложена капсула с землёй Пискаревского кладбища, где в братских могилах похоронены ленинградцы, умершие от голода и погибшие при артобстрелах. «Ленинград был в блокаде под прицелом врага 900 дней и ночей. Город выстоял. Погибло около двух миллионов мирных жителей и защитников Ленинграда» — выгравировано на монументе.
Энергина Романовская. Остров Блокадного архипелага"Сегодня очень важно говорить о событиях, с которыми связана дата 27 января. Узники Аушвица были спасены врачами с опытом борьбы с дистрофией, прибывшими из Ленинграда. В ходе поисков мы установили, что одна из дивизий Красной армии, которая освободила Аушвиц, носила название Ленинградская«, — отметил сопредседатель Центра и Фонда «Холокост», профессор Российского государственного гуманитарного университета Илья Альтман.
В октябре 1947 года должна была выйти в свет «Чёрная книга», подготовленная писателями Василием Гроссманом и Ильей Эренбургом, — сборник документов, рассказов, дневников очевидцев уничтожения 2 700 000 евреев на оккупированной нацистами советской территории. Немцы построили систему геноцида, которая «работала» при активном содействии жителей оккупированных территорий. Сталин не позволил рассказать всю правду об этом. Правда несла опасность коммунистическому режиму: «Управление пропаганды считает издание „Чёрной книги“ в СССР нецелесообразным» —таков был вердикт, вынесенный «Чёрной книге» и многолетнему труду известных писателей.
Только с 1980 года начали открываться архивы, замурованные до того грифом «Совершенно секретно», стало возможным изучение и огласка истинных сведений о Холокосте и блокаде Ленинграда.
Самая северная точка территории Холокоста под Ленинградом находилась от него в тридцати километрах. Гитлеровцы захватили город Пушкин, Царское Село, 17 сентября 1941 года. Уже к концу октября «еврейский вопрос» фашистами на оккупированной территории был решён — всех расстреляли, выжить удалось буквально единицам.
Первый памятник жертвам Холокоста работы скульптора Вадима Сидура, «Формула скорби», был открыт в Пушкине 13 октября 1991 года. В календарях стран Восточной Европы Дни памяти приходятся на разные даты:
Венгрия — 16 апреля, когда в 1941 году началось массовое переселение евреев страны в гетто.
Латвия — 4 июля, когда в 1941 году были сожжены все рижские синагоги.
Румыния — 9 октября, когда в 1941 году депортировали евреев Буковины, Молдавии и Румынии в концлагеря и гетто Транснистрии.
В Израиле День Катастрофы и Героизма Йом ха-Шоа — отмечается по еврейскому календарю 27 нисана. Это день начала восстания в Варшавском гетто. В григорианском календаре дата соответствует промежутку между 7 апреля и 7 мая. Дата 27 нисана была предложена первым премьер-министром Израиля Давидом Бен-Гурионом.
Из Советского Союза и России начиная с 1970-х годов в Израиль репатриировались 22 тысячи ветеранов Великой Отечественной войны. Поэтому День Победы 9 мая на Земле обетованной давно является истинно народным праздником, а в 2017 году Кнессет единогласно утвердил его в государственном статусе.
Попытки отрицания Холокоста так же безнравственны, как сомнения в целесообразности обороны Ленинграда.
«Чудовищный план Холокоста, разработанный и осуществленный нацистами, должен навсегда остаться в нашей коллективной памяти, — гласит Декларация 2000 года Стокгольмского Международного форума по Холокосту. — Те, кто самоотверженно жертвовал собой, оказывая отпор нацистам, а подчас отдавая свою жизнь, чтобы защитить или спасти жертв Холокоста, тоже должны занять место в наших сердцах. Глубина этого ужаса и вершина их героизма могут служить критериями нашего понимания способности человека творить зло и делать добро».
Мемориал «Свеча памяти» в Иерусалиме — один из островов «Блокадного архипелага». Моше Лион, мэр Иерусалима, «пережившего за тысячелетия сотни дней блокады», отметил глубокое чувство солидарности и уважения к мужеству ленинградцев: «Мы помним, что основополагающую роль в войне против нацизма сыграли советские войска. Израиль занимает второе место после Санкт-Петербурга по числу проживающих в нем ветеранов-блокадников — у нас их свыше 1,3 тысячи человек, чем мы очень гордимся. „Свеча Памяти“ станет знаком дружбы между Россией и Израилем для многих будущих поколений».
Лев Каплан. Блокадная память
В 1941 году мне исполнилось 12 лет, я закончил четвёртый класс. В июле мне с младшим братом Сёмой не удалось эвакуироваться из Ленинграда. Мы в суматохе не смогли отыскать пункт сбора нашей школы. На Московском вокзале творилось что-то невообразимое: грузились эшелон за эшелоном, плакали дети и родители... Уже потом, после войны, я узнал, что эшелон, в котором мы должны были эвакуироваться, был разбомблён немцами на станции Лычково у Бологого, погибли дети, там даже стоит памятник на их братской могиле.
А мы вернулись домой. Отец вскоре ушёл в ополчение, а мать как врач была мобилизована в госпиталь, и мы с братом остались одни в огромной коммунальной квартире в доме № 119 по каналу Грибоедова. Было страшно и от одиночества, и от опасения, что немцы возьмут город. Я очень хорошо помню день 9 сентября 1941 года, когда фашисты разбомбили Бадаевские продовольственные склады. Пожар длился два дня, на их месте остались оплавы муки, сахара и других продуктов.
По совету соседей мы с Сёмой поехали на место пожара и набрали два ведра этого оплава, что во многом помогло мне выжить. И хотя началом блокады считается 8 сентября, для меня оно навсегда связалось именно с девятым.
Вспоминать страшные дни, ночи, месяцы, годы блокады невозможно без содрогания, впрочем, об этом написано немало книг, и главная из них — «Блокадная книга» Алеся Адамовича и Даниила Гранина.
Я же попытаюсь восстановить в памяти те дни.
Итак, самое страшное, конечно, голод. Было отключено водоснабжение, и воду мы брали из канала Грибоедова, пока в начале ноября лунка не замёрзла, и нам пришлось растапливать снег, который в тот год выпал рано и лежал во дворе, да и на стенах комнаты тоже был иней. Не было электричества, отопления. К счастью, у нас оказались свечи, которые мы не только жгли, но и жевали, поскольку есть хотелось постоянно. Начались бомбёжки города, но ужаснее всего — артиллерийский обстрел с Пулковских высот. В октябре 1941 года меня вызвали в домоуправление и предложили зачислить в отряд самообороны нашего дома от пожаров. Нас было шестеро ребят в возрасте 12–14 лет, командиром стал раненый сапёр. Нам выдали брезентовые рукавицы, телогрейки, щипцы с особыми клыками, которыми надо было хватать зажигательные бомбы за стабилизаторы и бросать в ящик с мокрым песком. Всё это нам показали, и затем во время налётов, когда все бежали в бомбоубежище, мы отправлялись на крышу. Описать, как всё это было жутко, не хватит слов — мы же были дети. Но за сутки в среднем нам удавалось потушить 8–10 бомб, которые сыпались как горох с немецких самолётов. Наш дом не сгорел, и в этом есть моя заслуга! Так продолжалось больше года, в том числе две самые страшные зимы 1941–1942 и 1942–1943 годов. И хотя наш паёк хлеба увеличили на 50 граммов, а горячую воду мы брали в термосах, уже совсем обессилели и еле двигались.
23 февраля 1943 года маму отпустили из госпиталя в город, и она пешком от улицы Комсомола шла до нашего дома. Я был жив, но уже почти не мог двигаться, а брат умер рядом со мной. Мама завернула меня в одеяло и на детских саночках отвезла в госпиталь, где я стал «сыном полка» — ухаживал за ранеными, участвовал в концертах для них, помогал по хозяйству, в мытье полов, в перевязках и тому подобном.
Никогда мне не забыть уборку города весной 1942 и 1943 годов, голодные обмороки, очереди за хлебом, долгие походы за водой, разбор завалов разрушенных домов, застывшие трамваи...
Всё это со мной навсегда.
В ноябре 1943 года меня вызвали в военкомат и вручили медаль «За оборону Ленинграда», которую я до сих пор считаю высшей своей наградой. Моё детство буквально было запечатлено в строках блокадного поэта Юрия Воронова: «Нам в сорок третьем выдали медали и только в сорок пятом — паспорта...» Ведь всего за две недели до Дня Победы, 14 апреля 1945 года, я получил паспорт: мне исполнилось 16 лет. Не буду описывать всю радость прорыва блокады 18 января 1943 года и особенно полное освобождение от неё 27 января 1944 года — о них много сказано. Снимали маскировку с окон, прекратились бомбёжки и обстрелы, прибавили хлеба. Ну а радость 9 мая 1945 года особая, как поётся в песне — «со слезами на глазах». О ней помолчим.
Не верится, что прошло 75 лет со Дня Победы, что уже выросло несколько поколений людей, не знавших страшной войны. В прошлом году я выступал в школе, где учатся мои правнучки. Оленьке сейчас 13 лет, а тогда было как раз 12, как и мне в 1941-м. Сонечке — 11 лет. Когда учительница Оли спросила ребят: «Можете ли вы представить себе, что значит в ваши годы остаться одним, без родителей, в холодном пустом доме и гасить бомбы?» — на детских лицах отразился страх. Одноклассник Сони меня спросил:
«А вы горели в танке? Сколько фашистов вы убили?» Вопрос был наивный, но я действительно оказался причастен к убийству шпиона-диверсанта. Однажды ночью мы увидели, что какой-то человек с нашей крыши пускает ракеты в сторону судостроительного завода, наводя на него немецких лётчиков. Мы тихо поползли к карнизу и, дёрнув шпиона за ноги, сбросили его на землю. Дай бог, чтобы этот ужас не повторился и никто из нынешних детей не увидел войны — это кровь, грязь, голод и смерть. Недаром девизом нашего поколения навсегда стала фраза: «Только бы не было войны...»
Лев Каплан. Ужас Холокоста
Каждой зимой 27 января вместе с Днём полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады отмечается и годовщина освобождения Освенцима, признанная Международным днём памяти жертв Холокоста. А весной, 11 апреля, в память о восстании в Бухенвальде во всём мире поминают узников нацистских концлагерей. Это печальная дань памяти одиннадцати миллионам погибших в лагерях смерти, в том числе шести миллионам евреев.
Теперь трудно себе даже представить, что каждый фашистский концлагерь представлял собой хорошо организованный завод по уничтожению миллионов ни в чём не повинных людей. Фашиста —коменданта лагеря Аушвиц-Биркенау (Освенцим) повесили, причём не на территории лагеря, а вне её, чтобы не оскорблять память погибших. Кроме Освенцима я видел остатки лагерей смерти в Германии — Бухенвальда и Дахау. Тот же немецкий порядок — конвейер убийств, правда, по величине немного меньше, чем в Освенциме, но так же леденящий кровь. Когда говорят, что всё это надо забыть, меня охватывает возмущение. Помню, что в Освенциме мы столкнулись с группой западногерманских туристов, один из которых громко назвал экспозицию «польской пропагандой». Я перевёл с немецкого своим попутчикам, они попытались спорить, но было бесполезно...
В мае 1960 года посетил с группой туристов Польшу и Чехословакию. На всю жизнь в мою память врезалась арка с надписью «Труд делает человека свободным», за которой тянулись бесконечные бараки, один страшнее другого: они были набиты вещами погибших в лагере людей. Один барак до окон был наполнен разными очками — деревянными, роговыми, железными. Надпись гласила: если даже каждый десятый узник лагеря носил очки, представьте, сколько их здесь погибло. Другие бараки были забиты женскими волосами, детской обувью, игрушками... Мы увидели железную дорогу, по которой ежесуточно проходили эшелоны с узниками со всей Европы, многие сразу же попадали «в баню» с газом, затем в печи, которые дымили день и ночь...
Елена Лезик. История сложна
— Елена Витальевна, вы были одним из представителей нашего города в процессе создания монумента «Свеча памяти». Как это происходило?
— Благодаря тому, что наш Музей обороны и блокады Ленинграда в сознании горожан и властных структур действительно является основным информационным центром, хранящим память о блокаде, Комитет по внешним связям Санкт-Петербурга обратился к нам за помощью. Тогда я и была включена в рабочую группу по подготовке к открытию мемориала. Мне поручили ответственную и интересную задачу — работать с текстами. Требовалось выбрать или создать лаконичные надписи для самого памятника и элементов его обрамления. Первоначально-то памятник был абсолютно иным и по композиции, и устанавливать его предполагалось в другом месте. Та территория была интересна с точки зрения дальнейшего развития экспозиции по блокаде Ленинграда в Иерусалиме. Рядом с отведённым для памятника местом находились два никак не обустроенных небольших здания, где мы и предполагали открыть музей. Это была очень хорошая идея: здания замечательно расположены, друг напротив друга. Хотелось показать объёмно тему обороны и блокады Ленинграда, фронтовой быт и жизнь в блокадном городе. К великому сожалению, по внутренним израильским причинам место для памятника изменилось.
Вообще перемен оказалось много. Проект памятника многократно пересматривался, поскольку требовалось соблюсти многочисленные действующие в Израиле законы, правила, традиции, никому не навредить эстетически, ментально, религиозно. Чтобы монумент смотрелся на Святой земле органично. Например, там есть ограничения, связанные с изображениями людей. Изначальная идея установить на высоком постаменте фигуру женщины с погибшим ребёнком оказалась неприемлемой. Скульпторы и архитекторы переживали, ведь образ складывался очень сильный. Разумеется, трансформировался и текст, обсуждалось буквально каждое слово, в отдельных фразах усматривался религиозный смысл. Исключительно православная символика в городе четырёх мировых религий не приветствовалась, так что даже символ Санкт-Петербурга и Ленинграда, воспроизведённый на одной из граней стелы, выбирали долго и трудно.
Нам, занимавшимся в рабочей группе творческими вопросами, можно считать, повезло — это было хотя и непросто, зато крайне интересно. Но мы очень хорошо знаем, какую огромную работу проделали специалисты Комитета по внешним связям Санкт-Петербурга, сопровождавшие нашу деятельность. Именно они уладили все политические, религиозные, социальные аспекты. В целом к открытию памятника шли без малого три года.
— По-вашему, усилия оправдались?
— Да. Получился весьма сильный, интересный мемориальный объект, хотя россиянам не всегда очевиден ассоциативный ряд. Символическая свеча с включением латунной части, где в металле высечены фигурки людей, как бы горящих в огне, в пламени войны, — это не сразу понятно, непростая ассоциация, достаточно сложный обобщённый образ военной эпохи. Но при этом российской части рабочей группы всё-таки удалось внедрить в памятник те символы, которые более близки восприятию и россиян, и нынешних израильских граждан, выходцев из России. Ветераны, жители блокадного Ленинграда из их числа особенно радели за то, чтобы памятник в Иерусалиме был создан. Активно работало ветеранское сообщество. Конечно, никто даже не мог предположить, что всё выйдет на такой грандиозный уровень, что в открытии памятника будут участвовать президенты двух стран, глава правительства Израиля. Владимир Путин произнёс речь, ставшую уже знаменитой, очень лаконичную и завершившуюся трогательной благодарностью организаторам и участникам проекта и церемонии, всем израильтянам.
— От нового памятника хотим перейти к подлинным артефактам блокадного времени. Когда Музей обороны и блокады Ленинграда был после «Ленинградского дела» в 1953 году полностью закрыт — надолго, до 1989-го, что случилось с его собранием?
Фактически музей закрылся даже раньше, в 1949-м, якобы на реэкспозицию и ремонт, но фактически это означало конец. Тогда же началось расформирование музейной коллекции. Но мы живём в городе музеев. Братство музейщиков позволило спасти достаточно много из уникальной музейной коллекции, собранной здесь в военные и первые послевоенные годы. Она была распределена преимущественно по четырём музеям. Это Музей истории Ленинграда, Музей Октябрьской революции, Военно-Морской музей и Музей артиллерии, куда отправилась защищавшая город и трофейная боевая техника. Увы, значительная часть предметов блокадного быта погибла, их просто утилизировали. Пропало немало документов. Те спасённые экспонаты навсегда включены в коллекции других музеев, но некоторые из них возвращаются в наши стены. Например, портретная галерея героев, которая принадлежит ныне Государственному музею истории Санкт-Петербурга, насчитывает около ста полотен. В нашем музее их уместилось без малого 30, оно и понятно, ведь в 1989 году Музей обороны и блокады Ленинграда возрождался на 1/40 своих прежних площадей. Надеюсь, когда мы расширим свои площади, все картины займут достойное их место, пусть даже на правах временного хранения.
— А документальные свидетельства?
— Очень важны дневниковые записи, письма. В нашей коллекции сохранилось письмо девочки, завершающие строки которого напоминают знаменитый дневник Тани Савичевой. Автор перечислила по дням всех, кто умер в её семье, она осталась последняя. Была эвакуирована и в 1989 году принесла свои записи в музей. В фокусе нашего внимания находится судьба человека в блокадном городе, фронтовые события и вообще всё, что связано с блокадным периодом его истории: административное устройство, руководство, система снабжения, экономика, организация похоронного дела...
— История создания Музея обороны и блокады Ленинграда, о которой мы рассказывали в «Адресах Петербурга» с темой «Блокадный архипелаг», тоже является неотъемлемой частью Ленинградской блокады. Владимир Юрьевич Матвеев, бывший заместителем директора Государственного Эрмитажа, называл себя «музейным конструктором». Организация музейного дела являлась вашей мечтой, когда вы поступали в Университет на исторический факультет?
— Нет, просто так случилось, что ещё студенткой я начала работать в Музее истории города. Никогда в жизни не предполагала, что стану директором музея. К сожалению, занятость руководителя административными заботами исключает возможность серьёзно заниматься исторической наукой. Но я очень люблю погружаться в профессиональную среду. Создав при музее научно-консультационный совет, в который вошли ведущие историки нашего города, я «пользуюсь служебным положением» и получаю громадное удовольствие от общения с людьми, которые «по работе» прикасаются к историческим документам, исследуют архивные дела. Директор исторического музея обязательно должен быть в курсе своей темы, но в то же время приходится переключаться на текущие проблемы.
Музей всегда на острие интереса, переживаний, эмоций посетителей. После карантина мы открываемся в числе первых, включаясь в сложный режим приёма посетителей по сеансам. Мы не привыкли к небольшому числу людей в залах, обычно у нас аншлаг, в некоторые памятные даты очередь выстраивается до Академии Штиглица. Теперь же в сеансе могут участвовать полтора десятка человек в средствах индивидуальной защиты. Чтобы минимизировать их контакт с нашими сотрудниками и между собой, просим соблюдать дистанцию полтора метра, везде у нас расставлены метки. А само экскурсионное сопровождение осуществляется по радио. Музей обороны и блокады Ленинграда — один из самых высокотехнологичных в стране. Голоса экскурсоводов из продуманно расположенных динамиков ведут по маршруту так, что даже не приходится указывать «посмотрите налево, пройдите два шага вперёд».
— Как говорится, современные проблемы требуют современных решений...
— Главное — быстрых решений, а вот они всегда сопряжены с риском сделать неправильный выбор. Для того чтобы решение оказалось правильным, требуются смелость и опыт. За период пандемии мы реализовали множество проектов в Интернете. Идёт полюбившийся многим поэтический марафон имени Ольги Берггольц, стартовавший в день её рождения, 16 мая. В этом году отмечаем 110 лет Ольги Фёдоровны. Итоги марафона подведём в день памяти поэтессы, 13 ноября. Марафон уже стал всероссийским и даже всемирным, потому что у нас есть участники из Исландии и Вьетнама. Там изучают творчество Ольги Берггольц, написана книга о ней на вьетнамском языке, переведены многие стихи. В пропаганде русской культуры участница марафона опирается именно на личность «музы блокадного Ленинграда».
В Сети проходит целая серия выставок, презентаций книг. Сейчас выходит очередная редакция художественно-документальной повести «Жила-была» о Тане Савичевой, не переиздававшейся с 1992 года. Мы предоставили материалы для иллюстрирования нового издания. Активно сотрудничаем с другими регионами, в перспективе — создание нескольких филиалов. Сотрудничаем с Псковской областью, партизанским краем, планируем экспозицию, посвящённую партизанскому обозу, пришедшему в город 5 марта 1942 года. Партизаны на оккупированной территории сумели собрать продукты для жителей блокадного Ленинграда, и 225 подвод, запряжённых лошадьми, прошли через две линии фронта. Экспозиция будет размещена и в Дедовичском районе Псковской области, где начал формироваться тот первый обоз. У нас хорошие связи с Пермью, Ярославлем, с бывшими союзными республиками, куда эвакуировали жителей Ленинграда, с Германией и, конечно, с Израилем.
«Адреса Петербурга». Работа над ошибками
Наш заключительный вопрос директору Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда Елене Лезик был связан с ошибкой, допущенной редакцией в «Адресах Петербурга» № 69/83 с темой номера «Блокадный архипелаг». Опубликовав несколько газетных вырезок и фотографий в качестве иллюстрации к рассказу об истории музея, мы сослались на их принадлежность к коллекции автора публикации, хотя на самом деле оригиналы входят в собрание музея.
— Журналисты, конечно, стараются предоставить читателю максимум интересной информации, профессионально атрибутировать ту или иную иллюстрацию порой не хватает времени, — с пониманием отнеслась к нашим извинениям Елена Витальевна. — Так что это остаётся на совести профессионалов, с которыми вы сотрудничаете как с авторами. Если это музейный сотрудник, он не может не сознавать своей ответственности. Музейщик не только не является собственником экспонатов государственного музея, он и сам себе не принадлежит, поскольку работает на историю своей страны, историю общества и для конкретного человека — посетителя, читателя. Чтобы складывалось неповторимое ощущение прикосновения к правдивой данности, уникальному материалу, введённому в научный оборот. К подлинному символу памяти, свидетельству героизма военного поколения. Мы работаем сейчас над тем, чтобы каждый интересующийся историей блокады и обороны Ленинграда мог получить в нашем музее всю информацию по теме — непременно с указанием правообладателей и владельцев оригиналов, источников документальных свидетельств.
a propos
Энергина Моисеевна Романовская — заслуженный работник культуры России, жительница израильского города Хайфа, член Всемирного клуба петербуржцев, автор нашего журнала и серии книг, посвящённых блокаде и Холокосту.
Лев Моисеевич Каплан — заслуженный экономист России, почётный строитель России, кавалер многих орденов и медалей, житель блокадного Ленинграда, создатель и бессменный генеральный директор первой в стране ассоциации строителей — «Союзпетростроя».
Елена Витальевна Лезик — Директор Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. Ранее была сотрудником Государственного музея истории Санкт-Петербурга и возглавляла его филиал «Монумент героическим защитникам Ленинграда».
