Шведы

Учителя

Пирует Пётр. И горд, и ясен
И славы полон взор его.
И царской пир его прекрасен.
При кликах войска своего,
В шатре своём он угощает
Своих вождей, вождей чужих,
И славных пленников ласкает,
И за учителей своих
Заздравный кубок подымает.

Семья

В октябре 1842 года Андриетта, сопровождаемая троими сыновьями, отправилась в путь, сначала, от Евле до Турку, на корабле, а затем по ужасным дорогам на дилижансе до Санкт-Петербурга. Альфреду Нобелю было тогда девять лет. Перед ним открывался новый мир, а нищета постепенно превращалась в неприятное воспоминание...

Год спустя после приезда в Петербург у Андриетты родился сын Эмиль, а затем ещё двое детей, мальчик и девочка. Но в Санкт-Петербурге так же, как и в Швеции, была очень высокая детская смертность — из троих появившихся на свет в России детей выжил только первый, Эмиль...

Но всё-таки — какой контраст по сравнению со Стокгольмом! Эти города сближало только то, что оба они были построены на болотах. Но на этом все сходства заканчивались. Стокгольм в то время был сплошной «сточной канавой» и представлял из себя беспорядочное скопление построек. Петербург, «Северная Венеция», был построен по проекту архитектора Леблона. Обилие построек в барочном и классическом стилях придавало этому городу величавость, не свойственную другим городам. Всё в Петербурге казалось Нобелям огромным, прекрасным, гармоничным и, возможно, даже немного смущало. И только там Андриетта и её дети почувствовали прелесть другой, не знакомой им по Швеции жизни, жизни в мире роскоши и красоты.

Успех Эммануэля Нобеля был фантастическим. Настолько фантастическим, что спустя несколько лет он смог расплатиться со всеми своими стокгольмскими кредиторами. Дети не ходили в школу, так как отец поручил их образование нескольким учителям, приходившим к ним на дом. Среди них был Николай Зинин, преподаватель химии, и преподаватель языков и истории Б. Ларс Сантенссон.

На Альфреда и его братьев эти два человека оказали неоценимое влияние. В зрелости Альфред Нобель свободно владел шведским, русским, немецким, французским и английским языками и прекрасно знал мировую историю; что касается познаний в химии, полученных им от Николая Зинина, то, думается, не вызывает никаких сомнений утверждение, что они не остались для Нобеля бесполезными.

Зодчий

Отец Фёдора — шведский подданный, приехавший в Россию в конце 1850-х годов, — стал известен в столице как мастер портновского дела, человек культурный, высокого вкуса, увлекающийся литературой и искусством. Это и привлекало к нему множество заказчиков.

Фёдор Лидваль после окончания начальной школы при церкви Cв. Екатерины поступил в 1882 году во 2-е Петербургское реальное училище, которое закончил через шесть лет. Следующие два года занимался в Училище технического рисования барона Штиглица. Получив там серьёзную подготовку, Лидваль в 1890 году стал учеником Академии художеств.

За двадцать лет напряжённой деятельности Ф.И. Лидваль внёс существенный вклад в развитие застройки нашего города, оказал большое влияние на современных зодчих, воспитал плеяду мастеров, ставших впоследствии первыми советскими архитекторами.

Фёдор Иванович скончался в Стокгольме 14 марта 1945 года. До конца дней он помнил о своей Родине, продолжал считать себя русским зодчим, а годы учения и творчества в Петербурге — лучшими, счастливейшими годами своей жизни. «Мой отец, — пишет Ингрид Лидваль, — никогда не был связан со шведскими архитекторами в такой же степени, как он был связан с коллегами в Петербурге... Для него было большой радостью сотрудничать с архитекторами и художниками в Петербурге... В те дни он был счастливейшим человеком».

Журналист

Шлиппенбаха я и раньше знал по газетному сектору. Просто мы не были лично знакомы. Это был нервный худой человек с грязноватыми длинными волоса- ми. Он говорил, что его шведские предки упоминаются в исторических документах. Кроме того, Шлиппенбах носил в хозяйственной сумке однотомник Пушкина. «Полтава» была заложена конфетной обёрткой. — Читайте, — нервно говорил Шлиппенбах. И, не дожидаясь реакции, лающим голосом выкрикивал:

Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, катятся во прах.
Уходит Розен сквозь теснины,
Сдаётся пылкий Шлиппенбах...

В газетном секторе его побаивались. Шлиппенбах вёл себя чрезвычайно дерзко. Может быть, сказывалась пылкость, доставшаяся ему в наследство от шведского генерала. А вот уступать и сдаваться Шлиппенбах не любил.

Обложка публикации: Шведские девушки в национальных костюмах. 1890-е годы. Фотографии из архива Сергея Морозова