Денис Санталов

— Ваша мама — искусствовед, это она привила вам любовь к искусству?

— Отец был фотокорреспондентом. Брал меня на съёмки и в путешествия. Больше других городов, где мы бывали, люблю Санкт-Петербург: он для меня особенный, романтичный. Мама водила меня по Эрмитажу, Русскому музею, увлекательно рассказывала о картинах. Вспоминает, как я сидел перед «Последним днём Помпеи» Брюллова и ловил каждое слово. Потом стал сам читать книги по искусству.

— Считается, что в Пензе совершенно особая художественная школа и своя традиция...

— У нас действительно очень хорошее училище, которому скоро будет 125 лет. Традицию сформировал Константин Аполлонович Савицкий, академик живописи, приехавший в Пензу из Москвы специально для преподавания в училище, — и возглавивший его. Даже первые бурные годы советской власти не сломали сложившуюся школу.

По ней, конечно, прокатился каток реформ, которые могли разрушить всё на корню, но этого, к счастью, не случилось. Реалистическая академическая школа осталась на высоте. Сейчас наше училище — одно из лучших средних художественных учебных заведений страны. Оно расположено в прекрасном здании — единственном, построенном специально для такого заведения. Сохранилась лепнина и многие другие элементы оформления. Занятия тут не прекращались даже во время войны, несмотря на то, что большая часть студентов и преподавателей ушла на фронт. В годы Второй мировой войны в здании находился военный госпиталь. Кроме того, здесь разместили эвакуированную Центральную музыкальную школу при Московской консерватории имени П. И. Чайковского. Но в нескольких мастерских даже в самое тяжёлое военное время продолжались занятия по рисунку и живописи. За сто с лишним лет училище выпустило много замечательных художников. В их числе известные Аристарх Лентулов, Урал Тансыкбаев, Владимир Татлин, Герман Мазурин. Два года назад вышел большой альбом, посвящённый истории училища. В нём многообразно отражена жизнь школы, —с репродукциями студенческих учебных полотен и рисунков.

— Училище изменило ваше отношение к искусству?

— Образование сыграло ключевую роль в моём становлении как художника. У меня был замечательный преподаватель живописи Борис Дмитриевич Борисов. Это легендарный педагог, удивительно деятельный, большой художник. Учеников своих он воспитал творческими людьми. Большая часть его подопечных, окончив училище, осталась в живописи или ушла в смежные виды художественной деятельности — ковка металла, стекло, книжная иллюстрация...

— Когда же вы заинтересовались историческими сюжетами?

— У нас был педагог, который занимался темой старой Пензы. До знакомства с ним — это было в 1990-х — я словно и не видел старого города. Ходил по этим улицам, знал все уголки, всё казалось мне знакомым. И вдруг говорят: «Была и такая Пенза», показывают старые открытки. История начала оживать. С курсовых работ на много лет погрузился в эту тему. Когда закончил училище и пришёл преподавать, занимался живописью между занятиями. Сюжет картины был связан с тем, что первый пензенский епископ Гаий Такаов, по происхождению грузинский князь, приехал сюда осенью 1799 года, как только учредили Пензенскую епархию. В это время строился Спасский кафедральный собор на месте, где прежде располагался деревянный храм в крепости Пензы. У меня даже в мечтах не было, что собор через десять лет начнут восстанавливать. Теперь он вновь отстроен. А полотно экспонировали в знаменитом нашем Музее одной картины — я первый пензенский художник, который там выставлен. Позже холст передали в Пензенскую картинную галерею. В тот момент заканчивался ремонт в Губернаторском доме, где собирали экспозицию. Картину разместили рядом с окном, в котором был виден заново выстроенный храм.

— Как вы готовитесь к написанию исторической картины?

— Много времени уходит на сбор исторического . Надо разобраться, во что были одеты люди, как ходили... Будучи студентом, когда писал свою дипломную работу «Николаю Второму вручают икону в соборе», не уделял фактической стороне дела должного внимания. Впоследствии старался быть исторически точным. Когда достраивался собор, в нём ещё не было отделки, только кирпичные стены, в середине высоченные леса под самый купол, — мне предложили устроить там выставку. Краеведы тогда сильно меня раскритиковали. Но в завершённых работах я ничего не меняю. Потому что главная задача всё-таки показать настроение, суть эпохи.

— Новый этап вашего творчества уже не связан с историей?

— Больше десяти лет я работал над живописной летописью родного города, полностью отдаваясь этой теме. Но в какой-то момент случился перелом. Историческая пензенская тема стала отходить на второй план. У меня появились выдуманные персонажи, к которым очень подошло определение «чудаки». Новый этап — не копирование жизни вокруг, а скорее мои фантазии. Хотя повествуют рисунки о людях-тружениках, с узловатыми натёртыми работой руками, о мечтателях, мастерах, любящих своё дело. У них нет роскоши, богатства, блеска, но есть возвышенная мечта. Мои герои — добрые люди, они ценят жизнь вокруг, радуются малому, у них душа нараспашку, они наивны как дети. Кто-то в моих рисунках видит себя, и это прекрасно, хотя никого конкретно не имею в виду.

После стали складываться графические листы с участием нескольких персонажей, а потом более сложные по композиции, наполненные деталями. Начинает формироваться мир «чудаков». Чем дальше, тем больше усложняется лист. Все сюжетные рисунки этой серии выполнены цветным карандашом. Очень кропотливая и тонкая, я бы даже сказал, сложная техника. Кстати, профессиональные цветные карандаши стали делать очень качественно. Они не выцветают, имеют широкую цветовую гамму. Техника цветного карандаша уже не воспринимается любительской или эскизной.

— Кого из великих художников считаете своим кумиром?

— Когда учился, интересовался Ван Гогом, потом это увлечение перерос. Прежде не любил Северное Возрождение: Брейгеля, Босха, Дюрера, но в какой-то момент открыл их для себя и прочувствовал. Шутят: мол, художнику и поговорить не с кем, вот с этими мастерами и разговариваешь. И это не подражание, а именно диалог. Неважно что люди у Брейгеля «некрасивые», изображены странно, зато они настоящие. Известный художник Виктор Иванов, советский классик, в каком-то интервью, уже будучи пожилым человеком, сказал, что «всю жизнь куда-то шёл, а потом понял, что иду к себе». Я с ним совершенно согласен. После сорока бросил ранние увлечения и начал заниматься только своим.

— Пензенская область — литературная. Какой писатель вас вдохновляет?

— Очень люблю Толкиена. В 1989 году вышли первые два тома «Властелина колец», с этой книгой я практически не расстаюсь. Вообще же в создаваемом мной мире «чудаков» нет конкретных источников, а есть общее впечатление от всего когда-то прочитанного.

— Как воспринимают в Пензе последние ваши работы?

— Лучше всех реагируют дети. В художественной школе, где недавно проводил встречу, поначалу чувствовал, что пробиваюсь к ребятам с трудом: они привыкли к комиксам, прочему массовому искусству... Но уже где-то на третьем рисунке, о котором рассказывал, смотрю, —втянулись. Рассматриваем одну из работ, а они мне: «Нет же, всё совсем не так!» Сами мне рассказывают про мои картины... игра начинается. Изобразительное искусство тем и хорошо, что каждый видит своё. В каком-то смысле здесь и есть разница между искусством и массовой культурой. Картина, рисунок обращаются не к массам, а к каждому зрителю лично. Она требует от него внимания и некоторого напряжения, внутренней работы.

— Мы чувствуем влияние творчества Алексея Германа...

— Несколько работ из серии — это реакция на «Трудно быть богом». Очень люблю Стругацких, в том числе и эту повесть. Как-то собрал студентов, и мы пошли смотреть только вышедшее кино. В зале, кстати, оказался случайный посетитель, который пришёл с двумя вёдрами попкорна, но за весь сеанс ни разу не прикоснулся к ним. Гениальная работа художника, потрясающий подбор типажей! А ведь не сразу я принял этот фильм. Вездесущая грязь, постоянное гудение, что-то летит в глаза, что-то льётся... Смотрел несколько раз, пока не решил нарисовать сюжет: книгочеи бегут из Арканара.

— Немного о суровой реальности: может ли в Пензе художник себя прокормить? Посоветуете детям друзей такую работу?

— Живописец не работа, а диагноз. Если это человеку нужно, он просто ничем другим не сможет заниматься. Если так, советую идти в училище: там и руку ставят, и в голове всё проясняется, и рисование с натуры здорово помогает развиваться. А после училища чем только не занимаются! Знаю девушку, которая подбирает краски для машин и делает высококачественную покраску кузовов. Я сам оформляю книжки, фотографирую и много чем ещё занимаюсь. Преподаю.

В общем, не одна живопись меня кормит. Но работы всё-таки продаются. И те, что в галерее — куплены. Кстати, далеко не каждый заказ я готов выполнить. Заказывали мне — было — на стенах в городе что-то нарисовать, но я решил, не полезу на стену. На Московской улице есть рисунки в похожем на мой стиле, так вот делал их другой автор.

Своих «чудаков» я только недавно выставил в сети. Галеристы сразу выразили желание купить. Однако я пока не готов с ними расстаться, не отпускаю от себя.