• Текст: Елена Кальницкая
  • N 49/63

Петергоф - Норильск: энергетика памяти

О своём путешествии в Норильск, город, с которым многие годы была связана профессиональная жизнь моего отца, Якова Борисовича Кальницкого, доктора технических наук, профессора, одного из ведущих специалистов в отечественной горной науке 1970—1980-х годов, я писала год назад в «Адресах Петербурга».

Поездку в удивительный северный город мне подарил Олег Михайлович Бударгин, генеральный директор ООО «Российские сети». Уже пять лет он инициирует помощь музею-заповеднику «Петергоф» со стороны своей компании, которая успешно  работает в секторе российской электроэнергетики. Организованное при его активном личном участии мультимедийное шоу на Большом каскаде считается сегодня своеобразным брендом Северной столицы. Один из главных энергетиков страны, Бударгин неизменно выступает соавтором идей и сценариев праздников, заинтересованно следит за их подготовкой.

В завершающемся году ночной спектакль «Романовы. Легенды и судьбы», посвящённый 400-летию династии, посмотрели около 60 тысяч человек. В этом же году благодаря О. М. Бударгину продолжилось моё знакомство с Норильском.

19_IMG_5437_resize.jpg
Генеральный директор Государственного музея-заповедника "Петергоф"
Елена Кальницкая и Олег Бударгин на театрализованном празднике
в Петродворце. Фотографии из личного архива Елены Кальницкой

Главной причиной стремления в Норильск два года назад явилось желание своими глазами увидеть город, о котором много и часто говорили в нашем доме. Основной темой, пожалуй, было не обсуждение способов добычи норильского никеля. Норильск ассоциировался с работой отца, частыми командировками и замечательным норильчанином, коллегой — крупным инженером, литературоведом-любителем, поэтом Марком Борисовичем Хасданом. Написав о нём в журнале, выпустив в свет его пронзительные стихи, посвящённые мне и папе, которые долгие годы хранились в нашем семейном архиве, узнав подробности печальных последних лет его жизни, я испытала некое чувство успокоенности. До того, как мне стала ясна история финишной прямой его жизни и судьбы, я не могла смириться с «исчезновением» этого человека из нашего дома, где его так любили. Побывав в Норильске, всё поняла…

Однако, как оказалось, поняла не всё: норильская история получила неожиданное продолжение. Вскоре после публикации в «Адресах» мне позвонила Марина Георгиевна Козырева, с которой много лет назад я недолго встречалась на заседаниях совета Фонда возрождения Ленинграда. Одним из учредителей этого фонда, созданного в 1990 году, был Русский музей, где я в то время работала. Деятельность наша в фонде казалась мне тогда достаточно странной, но она быстро закончилась. Козыреву я не видела и не слышала много лет.

Звонок из прошлого всегда интересен: Марина Георгиевна напомнила о нашем знакомстве, представившись как сотрудник Музея-квартиры Гумилёва на Коломенской улице. Она рассказала, что машинописная книга стихов Гумилёва, которую я безуспешно искала в Норильске, недавно стала экспонатом музея.

19_2.jpg
Подпись к первой картинке
23_3.jpg

Обложка машинописной книги стихов Н. С. Гумилёва и записка Марка Хасдана, вшитая между страниц.

Фотографии Елены Кальницкой

Напомню: год назад я рассказывала в журнале «Адреса Петербурга», что в 1940 году в Норильске отбывал срок Лев Николаевич Гумилёв, с которым познакомился молодой Марк Хасдан. По его рассказам я помнила, он, впервые встретившись в Норильске с Л. Н. Гумилёвым, записывал с его слов стихи Гумилёва-отца, которые потом перепечатывал под копирку…

Из телефонного разговора с М. Г. Козыревой я поняла, что книга стихов возникла из небытия после публикации в журнале, и, естественно, мне безумно захотелось подержать её в руках. Музей Гумилёва размещается в его двухкомнатной квартире, и с 2004 года являетцся филиалом Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Поискав в сети, я нашла детали биографии самой Козыревой, узнала, что она не только один из создателей музея Гумилёва, но человек, преданный его семье, известный краевед, прекрасно знающий город, кандидат географических наук. Сама Марина Георгиевна работала в Горном институте, как и я, была семейно связана с горной наукой — её мать, Н. И. Полевая — крупный геолог-геофизик, доктор наук. Свёкор, известный астрофизик Н. А. Козырев, сидел вместе с Львом Гумилёвым в Норильске, сохранил с ним отношения на всю жизнь. Встреча обещала быть вдвойне интересной…

Приехав на тихую Коломенскую, я вошла в чистую, скромную и абсолютно петербургскую парадную, где на стенах со вкусом теснились скромно оформленные фотографии и репродукции, связанные с судьбой Л. Н. Гумилёва. Сама квартира словно перенесла меня в детство: точно так обставленные жилые пространства были у моих родителей и у всех их друзей — типичная атмосфера питерской интеллигенции. За последние годы эти квартиры, перейдя детям и внукам, во многом изменились, приросли вещами из новой сегодняшней жизни…

В гостиной, которая служила Гумилёву кабинетом, взгляд медленно переходил с предмета на предмет: обои в комнате точно такие же, как некогда у нас на Литейном, покрывало стоимостью 20 рублей, такое же, как когда-то нам привезли из Прибалтики. Вазочки Ломоносовского завода, керамические фигурки, картинки на стенах — всё типично ленинградское. На стенах на почётном месте фотографии родителей — А. А. Ахматовой и Н. С. Гумилёва, рядом — коврик, подарок из Баку, и график « Изменения пассионарного напряжения этнической системы». Марина Георгиевна тихо рассказывала о своём знакомстве с Гумилёвым, о дружбе с ним и его женой, Наталией Викторовной Гумилёвой. Страдая от петербургской сырости, она, коренная москвичка, перебралась в столицу после смерти мужа, двадцать лет назад подарив Петербургу свою квартиру для создания в ней музея.

19_Hasdan.jpg

Арно-Тоомас Пихлак и Марк Хасдан. Фотография из архива Елены Кальницкой

Теперь мы сидели в этом музее, словно в реальном доме, где всё было просто и естественно, неподвластно принципам музейного порядка и устройства. Стеллажи с книгами, ящики картотеки, плазменная панель виднелись далеко, в конце коридора. Козырева рассказывала об истории создания музея, о том, как нелегко было его официально зарегистрировать, о его посетителях, о соседней — смежной с музеем — квартире, которую всё никак не освободить от жильцов. Потом —
снова о жизни Гумилёва, о его сложных отношениях с матерью, о нелёгком характере. За неторопливым рассказом вставал облик самой Марины Георгиевны —знатока города, ценителя таланта, творца, человека, наделённого бесконечным достоинством.

В центральной комнате взгляд сразу привлекал большой портрет Николая Гумилёва. Написанный в манере 1970-х годов, он словно несёт в себе черты примитива и «сурового стиля» одновременно. Когда я спросила об авторе, Козырева задумалась: она помнила, что художник работал в Эрмитаже, но его уже давно нет на свете. Дочь авторство отца не подтверждает, но бывшая жена, ныне живущая в Америке, помнит, как муж, совсем молодой художник, делал на заказ портрет Николая Гумилёва. Детали биографии портретиста показались мне очень знакомыми, но тут Козырева, словно порывшись в памяти, произнесла: «Виктор Павлов»… Снова они — наши круги ленинградской памяти, которые не расходятся, как круги по воде, а пересекаются: Виктор Александрович Павлов, мой добрый знакомый, главный художник Эрмитажа, его сильнейшие очки и весёлые прибаутки, чудесная дача в Мельничном Ручье, давняя персональная выставка в Эрмитаже, её прекрасный каталог, портрет Бориса Зернова — всё это моментально всплыло в голове. Подаренные когда-то Павловым питерские зарисовки много лет висят у нас дома.

От Павлова перешли к Хасдану, и наконец, передо мной на столе оказалась довольно большая книга в тёмном «слепом» переплёте с золотым тиснением на корешке. Состояние её было почти идеальным, только бумага немного пожелтела. Между страницами в самой середине был спрятан вшитый малюсенький листочек с надписью, простой и бесхитростной: «Копию с подлинного издания 1918 года снял в городе Курске норильчанин Марк Хасдан в 1963 году». Значит, подумала я, писал он не по памяти, не со слов, а перепечатывал издание, которое тогда, наверное, было библиографической редкостью. Ещё на книге я обнаружила штамп личной библиотеки «ARNO-TOOMAS PIHLAC. Ph.D» — так звали человека, приславшего книгу из Таллина в петербургский музей. Теперь было понятно, в каком направлении продолжать поиск...

19_Kozyreva.jpg

Марина Георгиевна Козырева. Фотографии Елены Кальницкой

23_6.jpg

Музей-квартира Николая Гумилёва. Фотографии Елены Кальницкой

И продолжение последовало: в начале лета, наверняка, не без участия О. М. Бударгина, я получила приглашение на юбилей Норильска, и мы вместе вновь полетели «на севера», как там говорят. Норильску исполнялось 60 лет: в 1953 году, вскоре после смерти Сталина, рабочий поселок получил статус города. По дороге из аэропорта ночью нас встречали лица известных норильчан на юбилейных плакатах, среди которых я узнавала Завенягина, Жжёнова, Смоктуновского. Надо сказать, что прошлый — зимний Норильск даже в сильные морозы впечатлил гораздо больше летнего. Несмотря на организованные юбилейные торжества — продуманный наряд и многолюдные собрания на улицах — 60-часовой марафон праздников, город, без снега и инея, показался неухоженным и запущенным. Это было обидно: Норильск я уже успела полюбить, и я снова ехала навестить Хасдана...

Моя «культурная программа» была индивидуальной: коллега, директор Норильской художественной галереи Тамара Анатольевна Шеверёва, любезно сопровождала меня весь день, показывая город и музеи. Оказалось, что Хасдана она знала лично, но на его могиле не бывала. Чтобы вновь привезти меня на кладбище, она созвонилась с Галиной Григорьевной Окишевой, которая, как оказалось, помогала Марку Борисовичу, опекая его в последние годы жизни. Родившаяся в Норильске, дочь норильского врача, она понимала его историю, помнила много городских преданий и биографий норильчан, хорошо знала поэтическую антологию северного города. Это она поведала мне, что к прошлому моему приезду О. М. Бударгин лично позаботился о том, чтобы привести запущенную за годы могилу в порядок. Удивительный человек!

Неожиданно две мои спутницы предложили мне поехать на территорию бывшего Норильлага, даже посмотреть барак, где отбывал срок Лев Гумилёв. Я согласилась — тема лагерей и репрессий знакома мне с детства: и в нашей семье были люди трагической судьбы, о них много говорили, при мне никогда не умалчивали деталей, некоторые сохранились в памяти… Из рассказов отца я узнала многие подробности истории страны, незнакомые тогда моим сверстникам. За науку жить в раздумьях, получать знания открытые и закрытые я благодарна ему всю жизнь…

Теперь машина мчалась в сторону бывшего лагеря, и я не предполагала, что увижу…Я знала, что Лев Гумилёв попал в Норильск в 1939 году, знала, что писал в лагере стихи, после встречи с Козыревой прочитала очерк «Довоенный Норильск», где Лев Николаевич писал и об отце её мужа, астрофизике Николае Александровиче Козыреве, о своих беседах с ним. Теперь мне предстояло увидеть место этих бесед…

23_7.jpg

В. А. Павлов (?) Портрет Н. С. Гумилёва. Фотографии Елены Кальницкой

Подобрать нужные слова нелегко, но, признаюсь, впечатления мои оказались абсолютно сюрреалистическими. На территории бывшего лагеря кругом были кучи мусора, хлам и грязь. Барак политических заключённых, где, по словам моих спутниц, сидели Гумилёв, а значит и Козырев, украшала весьма отвечавшая духу сегодняшнего дня надпись: «Сдам внаём недорого…» Двери были открыты, в тёмном пространстве стоял жуткий кисло-сладкий запах от разбросанной на полу картошки. Белые проросшие черенки поднимались над полом сантиметров на десять и словно шевелились. Нелепые неряшливо одетые люди на вопрос Окишевой, знают ли они, что это за место и с какими людьми оно связано, равнодушно заметили: «Это было сто лет назад». «Да, — подумалось мне, — это действительно было давно, но не настолько, чтобы забыть прошлое так явно и бестрепетно». Настроение было жуткое, назад возвращались молча.

С помощью Окишевой удалось поставить точку в истории книги Пихлака. В подаренной мне книге «О времени, о Норильске, о себе…», вышедшей несколько лет назад не без участия всё того же Бударгина, я обнаружила воспоминания Пихлака, которые — спустя столько лет — сделали всё понятным. «Я сблизился с Марком Борисовичем Хасданом, — писал Пихлак. — Талантливый инженер, он разработал малогабаритные буровые машины с пневматической канатной передачей погружённого перфоратора… Марк имел очень разносторонние интересы. Он собрал очень хорошую библиотеку, имел большую коллекцию репродукций картин.
У него было много пластинок симфонической музыки и классического джаза… Мы оба любили стихи Николая Гумилёва, в те годы запрещённого. Мы собирали его стихи, где могли. Нам помогал инженер Цисс, который наизусть знал много его стихов и даже умудрился в Ленинграде раздобыть дореволюционные издания стихов Гумилёва. Мы решили для себя составить его поэтический сборник. В 1963 году, находясь в отпуске в Курске, Марк на своей пишущей машинке отпечатал в пяти экземплярах четыре тома стихов Гумилёва. Этот самиздатовский экземпляр и теперь стоит у меня на книжной полке… В свободное время он шлифовал свои камни, писал стихи и анализировал «Слово о полку Игореве». Я покинул Норильск в 1975 году, раньше, чем он закончил свой труд. В последний раз я с ним встретился через год — в 1976 году он навестил меня в Таллине. В 1981 году я приезжал в Норильск в командировку, но встретиться с Марком мне не удалось: он был в отъезде. Наша переписка с ним оборвалась»*.

Вот и нашёлся ответ на мои вопросы: вероятно, заболев, Хасдан отошёл от тех, кого знал и любил в «прошлой» жизни, не хотел, чтобы его видели больным и слабым. По моей просьбе Галина Григорьевна Окишева попыталась связаться с А.-Т. Пихлаком, в надежде узнать что-нибудь ещё о Хасдане и Льве Гумилёве, но, набрав его таллинский номер, услышала грустный ответ его дочери: в начале лета отца не стало…

23_8.jpg
Норильск, украшенный к юбилею города. Фотографии Елены Кальницкой

Значит, детали теперь уже не узнать: возымел ли действие журнальный рассказ, или по воле человека, прошедшего серьёзную школу жизни, книга Гумилёва —
Хасдана поступила в петербургский музей после его ухода… Круг замкнулся, но сама история — яркая и светлая — стала частью истории филиала Музея А. А. Ахматовой, музея-квартиры Л. Н. умилёва, который бережно хранят М. Г. Козырева и её коллеги. Открытые одновременно «счастью и несчастью» — повторим образ Марка Хасдана, мои норильские впечатления с их петербургским развитием вывели на новый уровень понимания нашей истории, к грустному выводу о том, что рядом с благодарной памятью продолжает жить непозволительная непамять. И если книга Гумилёва-отца обрела свой вечный покой, то место страданий и надежд Льва Гумилёва и Николая Козырева ждёт лучшей доли…

В обширном наследии норильского поэта Марка Хасдана нашлись — не могли не быть — стихи памяти Николая Гумилёва, полные умных и точных образов. И последнее… Марка Борисовича Хасдана нет на свете десять лет, но в Норильске его помнят. Сегодняшний норильский поэт Ольга Грицаенко подарила мне свою маленькую книжечку «Мой город», небольшая поэма, ...где есть посвященная Хасдану, о... его последних годах, о его страданиях, о переводах древнего «Слова».

23_9.jpg

Барак в бывшем Норильлаге, где отбывал заключение Л. Н. Гумилёв. Фотографии Елены Кальницкой


À PROPOS

7 ноября 2013 года в Москве в здании Союза театральных деятелей на Страстном бульваре прошла церемония вручения ежегодной Всероссийской театральной премии «Грани театра масс». Государственный музей-заповедник «Петергоф» и творческий коллектив создателей мультимедийного спектакля «Ода Отечеству», посвящённого 200-летию победы России в Отечественной войне 1812 года, были признаны победителями в номинации «Лучший патриотический праздник». Премии в номинации «За поддержку российского театра масс» удостоен генеральный директор ООО «Российские сети» Олег Михайлович Бударгин.

Nota bene

О времени, о Норильске, о себе…
Книга 6 / Ред.-сост. Г. И. Кабасова. — М., 2006. — С. 601–602.



Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем