Штаб гвардейского корпуса

Здание, замкнувшее пространство Дворцовой площади между Миллионной улицей и Певческим проездом, отражает важный этап в развитии русского зодчества и в творческой биографии его автора — архитектора Александра Павловича Брюллова. Для широкого круга образованных людей его имя не стоит среди первых в пантеоне отечественных зодчих. И напрасно: Брюллов был архитектором «милостью Божьей».

Штаб гвардейского корпуса

Два безусловных шедевра создал Брюллов: лютеранский храм святого Петра на Невском проспекте и комплекс Пулковской обсерватории. Некоторые здания Брюллова были странны: например, дача графини Самойловой, ныне обращённая в руины. Интерьеры Зимнего дворца, созданные им после пожара 1837 года, блистательны, но какое-то внутреннее напряжение неизменно ощущается и в Золотой гостиной, и в Белом, и в Александровском зале.

Странность архитектуры Брюллова, вероятно, коренилась в его характере. В натуре Александра  Павловича было что-то бюргерское. Планы зданий, спроектированных Брюлловым, — воплощение логики, триумф геометрии и точного расчёта. Это ему принадлежит абсолютно созвучное ХХ веку определение зодчества как «искусства распределять и комбинировать пространство». Его афоризм «В плане мы ходим, в разрезе дышим и живём» передавался в Академии художеств от воспитанников Брюллова их ученикам. Смысл сентенции, обращённой к студентам, в том, что не надо увлекаться проектированием фасадов. Задача — в ином. Однако на Дворцовой площади Брюллову предстояло спроектировать именно фасад.

008_002.jpg

Бывшее здание Штаба гвардейского корпуса, украшенное по случаю майских праздников 1986 года. Фотография Евгения Раскопова предоставлена агентством «Интерпресс»

С павловских времён там находилось здание Экзерциргауза, возведённое В. Бренной. Оно тянулось вдоль Миллионной и выходило торцом на Миллионную-Луговую улицу. До строительства монументальной дуги Главного штаба фасад манежа вполне устраивал городские власти, однако потом стало очевидно, что здание не вписывается в ансамбль площади. В 1827 году был объявлен конкурс на проект строительства театра рядом с Экзерциргаузом, с единым «приличным» фасадом. Наряду с другими зодчими, в конкурсе участвовали Росси, Монферран и сверстник Брюллова Константин Тон. Последний предложил возвести монументальный портик, отвечающий зданию Конногвардейского манежа на западном конце громадной Адмиралтейской эспланады.

Александр Брюллов в это время трудился в Париже над гравированным увражем — большеформатным изданием, посвящённым архитектуре Помпей. Из Петербурга до него доходили главные новости и программы архитектурных состязаний, помогавшие Брюллову не отрываться в столице Франции от практической деятельности. Там он создал свой вариант проекта театра на Дворцовой площади, с фасадом, совершенно не типичным для Петербурга. В отличие от Тона Брюллов прикрыл торцы манежа и театра лоджией во французском стиле, в оформлении которой три громадные арки чередовались с глухими пряслами стен, нависшими над изящными колоннами. Конкурс на проект достойного оформления восточного конца Дворцовой площади так ничем и не закончился, и театр не был построен. Проект же Брюллова, по всей видимости, опоздал и не рассматривался.

Оформлением ансамбля Дворцовой площади вновь занялись лишь в 1837 году. К этому времени взгляды императора на архитектуру уже поменялись, поэтому к материалам прежнего конкурса возвращаться не стали. К тому же обстановка в столице изменилась: Карл Росси выстроил Александринский, а Брюллов — Михайловский театр возле Михайловского дворца. Театр на Дворцовой площади был не нужен. Зато требовалось более вместительное здание для штаба Гвардейского корпуса, которое и решено было построить рядом с Экзерциргаузом, объединив их единым фасадом. Центр Дворцовой площади был зафиксирован Александровской колонной, воздвигнутой Монферраном в 1834 году (рисунки барельефов на её постаменте выполнил старший брат Александра Брюллова — Фёдор Брюллов). Площадь приобрела характер почти завершённого ансамбля. Физически по-прежнему связанная с пространством Адмиралтейской эспланады, в художественном отношении она замкнулась в себе, и отсылка к портику Конногвардейского манежа потеряла смысл.

Для строительства здания штаба Николай Первый пригласил Брюллова, который уже строил по одобренным монархом проектам лютеранскую кирху и обсерваторию. Неизвестно, что предлагал зодчий и на чём настаивал царь, но имеется немало свидетельств, что император постоянно вмешивался в работу всех архитекторов. Как бы то ни было, проект Брюллова был утверждён.

План нового сооружения очень прост. Вдоль Певческого проезда располагается жилой корпус, а парадные анфилады проходят внутри плоской пристройки, которая закрывает торцы, выходящие на Дворцовую площадь. Наличие двух входов — на южном конце в Штаб, а на северном в Экзерциргауз — мотивирует положение порталов по краям главного фасада. Сам же фасад производит двойственное впечатление.

008_003.jpg
008_004.jpg
008_005.jpg
Эволюция северо-восточной части площади в XIX-XXI. Изображения предоставлены Михаилом Микишатьевым

Четырёхэтажное здание разделено на два яруса, верхний из которых оформлен ионической колоннадой. Составляющие её трёхчетвертные колонны имитируют лоджию, как на зданиях Росси у Александринского театра. Многоколонный ордер соответствует композиционным приёмам соседствующих шедевров — Зимнего дворца, Главного штаба и северного павильона Малого Эрмитажа. Однако во всех этих постройках первый ярус составляет один этаж с подвалом, и поэтому колоссальный ордер легко возносится над массивным «основанием». У Брюллова же оба яруса равны по высоте, то есть это два полноценных этажа.

Один из важных приёмов Росси, характерный для композиционно-тектонических концепций раннего историзма, — перенос акцента с центра на углы здания. Этот принцип, ставший типичным для эклектизма середины XIX века, ярко выражен у Брюллова и в архитектуре лютеранской церкви, и в решении садового фасада дачи Юлии Самойловой. Однако для него это не было обязательным, как для Росси.

Принимая новую парадигму для первого яруса — размещая ризалиты, прорезанные «египетскими» порталами, по концам фасада, по второму ярусу он пропускает свою лоджию, которая ограничена по углам лишь лёгкими антами. Энергетика ризалитов пропадает, тектоническая схема Росси рушится. Ещё больше неопределённости вносят в композицию торцы боковых корпусов, которые маячат на заднем плане.

Убранство фасадов Главного штаба построено на использовании «классических архитектурных форм». Монументально-декоративная скульптура сосредоточена лишь вокруг арки. Брюллов же широко использует забытые элементы барокко и рококо, рельефы, филёнки и орнаменты.

В итоге — ощущение неопределённости. Ничто не доминирует, превалирует идея равноценности, статичности. Всякий намёк на динамику гасится — как по вертикали, так и по горизонтали. Центр не выделяется, но и потенциальные акценты, создаваемые угловыми порталами, подавлены безразличной к ним лоджией вверху и заглублёнными ризалитами по сторонам.


À PROPOS

Редакция ЖУВЦ благодарит Архитектурную студию А5 за бескорыстную помощь в создании этой публикации.



Перед Брюлловым стояла задача замкнуть гигантский периметр, соединив несовместимое — бурлящие фуги Растрелли с замершим во времени и пространстве аккордом Росси. И он нашёл гениальное решение, поставив на центральной площади столицы четырёхэтажное здание, которое и изящно, и гармонично, но при этом нейтрально. 

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем