Но те заборы, о которых пойдёт речь ниже, редко вызывают чьё-либо любопытство, поскольку расположены они в местах малолюдных и малодоступных. Объекты, находящиеся за этими заборами, многим горожанам хорошо знакомы, однако же только по запаху.
Начнём с конечных станций городской канализации. Это канализационные очистные сооружения, или, как их ещё называют, станции аэрации. Всё, что попадает в городскую канализацию, в конце концов оказывается именно здесь. Слово «аэрация» в применении к городским нечистотам нередко вызывает у непосвящённых удивление, поскольку ассоциируется то ли с аэропланами и аэростатами, то ли ещё с какими-то возвышенными материями. Однако в нашем случае всё объясняется очень просто. При биологической очистке сточных вод используется активный ил, который получает подпитку кислородом для ускорения его роста. Это, собственно говоря, и есть аэрация.
Сточные воды со всего города приходят на станции аэрации по гигантским тоннелям — коллекторам, которые можно уподобить прямой кишке городского организма. При помощи мощных насосов стоки поднимаются на поверхность и после механической очистки и удаления песка подаются в первичные отстойники. Далее они поступают в аэротенки, где проходят очистку активным илом (прожорливые бактерии фактически выедают из воды загрязняющие вещества). Затем проводится вторичное отстаивание, и уже очищенная вода возвращается в природную среду. Современные экологические требования предполагают также применение химических реагентов для повышения качества очистки стоков. Избытки отъевшегося нечистотами ила обезвоживаются и утилизируются. В Петербурге сегодня весь иловый осадок сжигается в специальных печах, а ещё недавно его вывозили на полигоны, расположенные на Волхонском шоссе и в районе Новосёлок, от которых и по сей день, пока ещё не проведена их рекультивация, разит не на одну версту самым беззастенчивым образом.
В Петербурге действует три крупных комплекса канализационных очистных сооружений: Центральная станция аэрации (которая, к слову сказать, и забора-то толком не имеет, поскольку находится на острове), Северная станция аэрации и Юго-Западные очистные сооружения (у двух последних объектов с заборами всё в порядке). Как давно работают в городе эти в высшей мере полезные, хотя и зловонные сооружения? По историческим меркам совсем недолго. Самое старшее из них (и самое крупное, очищающее две трети городских стоков) — «островная» Центральная станция аэрации — отметило свой 30-летний юбилей не далее как в прошлом году.
История появления канализационных очистных сооружений в Петербурге вкратце такова. До 1978 года очистка канализационных стоков перед их сбросом в Неву, её притоки и каналы в городе практически не производилась. А без очистных сооружений считать городскую канализацию «современной» уже тогда было никак нельзя… Об очистке сточных вод в Петербурге говорили ещё до революции. Вероятно, какие-то воспоминания о тех разговорах «просочились» через десятилетия советской власти: по крайней мере, места для будущего строительства очистных сооружений на некоторых старых схемах отмечены примерно там, где и были потом возведены Центральная и Северная станции аэрации, — возле Гутуевского острова и в районе Лисьего Носа. Когда-то считалось, что Нева с её водосбросом 2530 кубометров в секунду — самая полноводная река в Европе, а значит, она всё вынесет. Вынесёт в прямом смысле — в Балтийское море, и, соответственно, в переносном — экологическом. В ХХ веке подобная позиция уже представляла почти крайнюю степень близорукости по части природопользования, однако в предыдущую эпоху, которую называют временем промышленной революции, она преобладала и, в общем-то, отвечала тогдашнему «возрасту» европейской индустриальной цивилизации.
У сторонников использования Невы в качестве сточной канавы до поры до времени имелось некоторое оправдание: говорить об очистке сточных вод в городе было невозможно до тех пор, пока они сбрасывались в акваторию по тысячам разрозненных труб. Нужно было прежде забрать все эти стоки в канализационные коллекторы, чтобы централизованно подавать их на очистные сооружения. Решить эту задачу хотя бы в первом приближении удалось лишь в 1960-е годы. Когда же основная часть сточных вод была замкнута на коллекторы, тянуть со строительством станций аэрации было уже никак нельзя.
В 1974 году СССР подписал Хельсинскую конвенцию — уникальный в своём роде международный документ, охватывающий практически все аспекты экологической защиты Балтийского моря. Здесь надо сказать, что Балтика — это самое густонаселённое и, вероятно, самое экологически уязвимое море на земном шаре. Не очень большое, не очень глубокое, не очень солёное, с медленным водообменом, в XIX–ХХ веках оно взвалило на себя огромную антропогенную нагрузку. Одной из главных проблем Балтики стало усиленное цветение сине-зелёных водорослей (сyanobacteria), поглощающих из воды кислород, что, в свою очередь, приводит к вымиранию огромных участков акватории. Зарастание моря во многом происходит вследствие эффекта евтрофикации. Это сложное слово можно перевести как «перекармливание», в нашем случае — перекармливание моря азотом и фосфором (биогенами), которые являются для сине-зелёных водорослей питательными веществами. Главный «поставщик» биогенов — это как раз неочищенные канализационные стоки. Это, конечно, не единственный источник удовлетворения гастрономических запросов сине-зелёных водорослей, есть ещё, скажем, сельское хозяйство с его удобрениями, которые дождями и паводками вымываются с полей в реки, а затем выносятся течением в море; есть свино- и птицефермы с их навозом — это те же азот и фосфор. Да и сама природа, в конце концов, производит определённое количество биогенов безо всякого человеческого вмешательства. Однако Ленинград — в 1970-х уже почти пятимиллионный город, причём город, совершенно не производящий очистку канализационных стоков, — безусловно, стал для Балтики экологической язвой номер один.
Была и ещё одна причина, по которой властям Ленинграда приходилось поторапливаться со строительством очистных сооружений. В городе, который на протяжении двух с половиной веков практически ежегодно страдал от больших или малых наводнений, после растянувшихся на многие десятилетия споров и рассуждений решили строить комплекс сооружений защиты от наводнений, именуемый в просторечии дамбой. Несмотря на то что дамба в своём нормальном рабочем режиме должна пропускать в Финский залив ровно столько воды, сколько её несёт Нева (иначе на месте Ленинграда-Петербурга просто образовалось бы водохранилище), вопросы строительства сооружений защиты города от наводнений и очистки канализационных стоков были связаны между собой самым непосредственным образом. Во-первых, этого нормального режима работы дамбы — сложнейшего гидротехнического сооружения — можно было ждать лишь после завершения строительных работ. Во время работ невская вода, ясное дело, всё равно должна уходить в залив, но при этом между устьем Невы и дамбой могли образоваться застойные зоны, где содержимое городской канализации и расцвело бы буйным цветом. Во-вторых, в завершённом своём виде дамба с её воротами для пропуска невской воды должна была сильно изменить систему водообмена в Невской губе, и ввиду этой, ещё не до конца прояснившейся перспективы лучше было всё-таки сброс неочищенных стоков в Неву прекратить.
В октябре 1978 года немногочисленные ленинградские газеты отрапортовали о вводе в строй Центральной станции аэрации на специально намытом для этой цели острове Белом — бывшей Белой отмели за Канонерским островом. На самом деле это была только первая очередь комплекса, мощность которой позволяла очищать лишь около трети городских канализационных стоков.
Но и такой объём очистки был для Северной столицы тогда огромным, пусть и не задержавшимся в памяти обывателей достижением. Фактически началом новой эпохи в жизни великого города.