Владимир Макаров

В июне 1917 года Макарова приняли на службу в Галерею драгоценностей Эрмитажа, а затем он был включён в состав Художественно-исторической комиссии, которая осуществляла приёмку «движимого имущества петроградских дворцов». Владимир Кузьмич оказался в компании таких известных коллекционеров, любителей и знатоков истории искусства как В. Я. Курбатов, А. Н. Бенуа, В. П. Зубов, П. П. Вейнер… Сначала Макаров работал в Петергофе, а затем перешёл в Гатчину на место Валентина Платоновича Зубова.

К тому времени казалось, что самые главные трудности позади — исчезла опасность, что дворец будет разграблен во время Гражданской войны, была отменена эвакуация, начали составление описей огромного дворцового имущества, а музей принял своих первых посетителей.

Впереди было много сложной, но очень интересной работы.

На протяжении долгого времени, пока дворец являлся резиденцией императорской фамилии, его коллекции были почти полностью закрыты для изучения. Только в 1900-х годах сюда удалось попасть сначала А. Н. Бенуа, а затем сотрудникам журнала «Старые годы». Теперь перед исследователями открывались небывалые возможности: обнаруживались произведения искусства, которые ранее считались утраченными, любое бюро или запертый шкаф могли скрывать переписку членов царской семьи, старинные костюмы, мемориальные предметы, — и эти находки регулярно фиксировались в описях. К тому же собрание пополнялось за счёт коллекций близлежащих усадеб, принадлежавших старинным дворянским родам Строгановых, Витгенштейнов, Рукавишниковых, Платоновых…

Музейные сотрудники планировали постоянные и временные выставки, однако новая власть не собиралась оставлять дворцы только в ведении людей, которые получили образование и начали работу ещё при старом режиме. Начиная с 1917 года в пригородных музеях фактически существовало двоевластие. Наряду с хранителями их возглавляли комиссары, которые, по словам самого Макарова, выполняли «функции политического надзора и хозяйственного распорядка», то есть ведали всеми административными вопросами. Зачастую эти люди не понимали специфики музейной работы и не представляли истинной ценности произведений искусства. Например, в Гатчине комиссар оклеил стены своей квартиры архитектурными чертежами, изъятыми из фондов.

На помещения дворца постоянно претендовали сторонние организации. В 1919 году Кухонное каре заняли под штаб 7-й Армии и Реввоенсовет, а в 1921-м руководство города взяло парки под свою юрисдикцию. Макаров слал отчаянные письма А. Н. Бенуа, который являлся председателем Совета хранителей и заведующим пригородными дворцами. Больше всего эти послания напоминали сводку с поля боя: «Невозможно отстоять Низ и Антресоли, но во что бы то ни стало надо отстоять верх, куда временно перенесён архив и всё другое из антресолей»; «Я умоляю о помощи. Неужели её не будет?!»

nota bene

Имеется в виду Кухонное каре

В 1922 году после долгих споров была сделана попытка реформировать управление пригородными дворцами. К сожалению, она не только не разрешила ситуацию, но и усложнила её. Продолжались конфликты между комиссарами и хранителями, должности которых просто переименовали. Макаров был даже арестован «на почве недоразумения», когда выступил против увольнения одного из прежних сотрудников и замены его неквалифицированным человеком. Результатом стала докладная записка, в которой он требовал «безотлагательно переустроить систему управления дворцами-музеями, выдвинув на первый план интересы музея, подчинив им хозяйственные интересы». Черновик многократно исчеркан, так как автор смягчал формулировки, которые сразу просились на бумагу — «разрушение и остановка музейной деятельности» заменялись осторожным «стеснение», «угроза» историческим памятникам указанием на их «бедственное положение». Владимир Кузьмич, как мог, лавировал в этих условиях, очень хорошо понимая, что ради блага музея не может идти напролом.

Несмотря на всё новые сложности, под руководством В. К. Макарова шла каждодневная научная и хранительская работа — продолжали описывать коллекции дворца, активно консультировались со специалистами, ещё без опасений переписывались с иностранными коллегами.

Особой заботой Макарова было сохранение целостности собрания, тем более что уже в 1917 году из дворцов Петербурга и пригородов отбирали самые ценные экспонаты для передачи в Эрмитаж. Глава Гатчинского дворца вместе с хранителями других музеев регулярно присутствовал на заседаниях совета Эрмитажа, где принимались решения об изъятии.

Музейщики создавали новые экспозиции — очень разные по тематике, с использованием огромного количества высокохудожественных предметов разных веков. Была проведена реэкспозиция в Главном корпусе дворца, начато создание галереи русского исторического портрета, перенесена в Кухонное каре библиотека Александра Третьего, открыта выставка фарфора и стекла, восстановлена обстановка жилых и парадных комнат Александра Третьего в Арсенальном каре, в Кухонном каре размещено несколько сот полотен западноевропейских мастеров.

Владимир Кузьмич Макаров был инициатором, основным автором и редактором машинописного бюллетеня «Старая Гатчина», который начал выходить в 1923 году. Он привлекал к публикациям как рядовых сотрудников музея, так и известных искусствоведов. Помимо этого он написал книги «Гатчинский парк» и «Гатчина», а также специальные исследования о творчестве немецкого художника ХVIII века Г. Г. Преннера и итальянского скульптора ХVIII века Б. Кавачеппи на примере их работ в художественном собрании дворца.

На 1924 год пришёлся пик развития научной и популяризаторской работы музея. Летом во дворце начал свою работу семинар «по изучению Гатчины» под руководством В. К. Макарова, в котором участвовало пятнадцать учащихся. Они должны были стать квалифицированными экскурсоводами, знающими Гатчину и имеющими представление об истории искусства. Для чтения лекций приглашались специалисты из других музеев, а научное руководство осуществляли сотрудники Эрмитажа и Русского музея Д. А. Шмидт и П. И. Нерадовский.

Прекрасно понимая бедственное положение многих деятелей культуры в 1920-е годы, Владимир Кузьмич организовал для них во дворце своеобразные «дачи». Искусствоведы и библиографы могли вместе с семьями останавливаться в Кухонном каре дворца, где в ХIХ веке находились комнаты для министров-докладчиков и гостей, и не вносить квартирную плату. Взамен они должны были читать лекции, заниматься разбором коллекций и атрибуцией предметов. В большинстве случаев такая «повинность» не была музейщикам в тягость, так как составляла основу их профессионального интереса.

Историки искусства А. Н. Бенуа, Д. А. Шмидт, А. Н. Кубе и П. И. Нерадовский, библиограф И. И. Яковкин, художница З. Е. Серебрякова, искусствовед Е. Г. Лисенков, коллекционер С. Н. Казнаков, композитор А. К. Глазунов, архитекторы Н. Е. Лансере и А. А. Оль, переводчик М. Л. Лозинский и многие другие… В Гатчинском дворце сложился кружок высокообразованных талантливых людей, которые хорошо знали друг друга, свободно говорили по вечерам на интересующие их темы, занимались наукой и создавали произведения искусства. А рядом с ними формировалось новое поколение искусствоведов и музейных работников, которые приезжали в Гатчину как практиканты, студенты университета и Института истории искусств, участники экскурсоводческого семинара.

Макарова «гатчинцы» позднее вспоминали как хозяина дворца. В одном из своих писем из эмиграции Бенуа писал: «Лето, проведённое под его кровом, занимает в моём прошлом совсем особое место — какого-то сплошного художественного праздника. Тут и прогулки в одиночку или в компании (в его обществе) по всему замку, тут и всякие, сделанные с ним (или по его указанию) „открытия“ […], тут и часы, проведённые в насыщенной в прошлом атмосфере безмолвных комнат и чертогов. […] Вспоминается и другое, менее возвышенное упоение — земляникой и черникой из Гатчинских лесов».

nota bene

Под местоимением скрыт В. К. Макаров

В. К. Макаров пытался провести идею использования комнат Кухонного каре в качестве «летних дач» для музейных сотрудников Ленинграда на постоянной основе, однако этим планам уже не суждено было осуществиться.

К середине 1920-х годов активизировался процесс продажи музейных предметов за границу и было создано объединение «Антиквариат». Скорее всего, В. К. Макаров пытался, как мог, препятствовать этому. В 1926 году в музеи была направлена Комиссия рабоче-крестьянской инспекции, в её заключении о директоре Гатчинского дворца было сказано следующее: «Тов. Макаров считается в среде специалистом музейного дела и высококвалифицированным работником. Однако в политическом отношении если он не открытый идеологический противник, то этот человек очень тонко и умело проводящий свою линию», и далее: «…ни партийный комитет, ни исполком, ни местная ячейка не оказывает ему никакого доверия. Необходимо поэтому заменить его другим лицом». В том же году Макаров в письме к А. Н. Бенуа жаловался, что против него «опять пущены в ход всякие клеветы, обвинения в „антисоветском“ направлении и ещё всякие выдумки». Результатом этих «клевет» явилось его понижение в должности до «заместителя заведывающего Гатчинским дворцом-музеем по научной части». Это случилось в 1927 году.

В начале следующего 1928 года, 27 января, состоялось совещание при Управлении уполномоченного Наркомата просвещения по Ленинграду, после которого появилось указание об отборе музейных предметов на продажу за границу. Вскоре Макаров докладывал о том, что в Гатчине подготовлено «около ста экспортных картин и в срочном порядке музей может выделить ещё до 25 восточных ковров, а также довольно значительное количество художественного хрусталя». Вероятно, ценность этих предметов оказалась невысокой.

Уже 10 марта В. К. Макаров был уволен и административно выслан в Череповец на три года. Вывоз предметов происходил уже после отъезда Макарова, и хранитель дворца С. Н. Балаева писала в своём дневнике: «11 и 12 марта — спешная работа по составлению списков экспорта».

В Череповце Макаров вновь нашёл занятие по специальности и по душе — сначала был назначен «уполномоченным по охране памятников природы, искусства и быта по Череповецкому району», а затем членом-корреспондентом Центрального бюро краеведения, где занимался обследованием Череповецкого округа для местного музея, в собрании которого и сейчас хранятся фотографии архитектурных памятников, сделанные Владимиром Кузьмичом.

Лишь в 1930 году ему было «возвращено (со сбавкой девяти месяцев) право свободного проживания по СССР». Но переезд в Ленинград состоялся не сразу, в 1931 году Макаров всё ещё жил в Череповце, работая ретушёром в фотоцехе артели «Пролетарий».

nota bene

Из дневников А.Н. Бенуа про его статьи в «Старой Гатчине»:

23 июня 1924 года Беспокоит ещё и та мысль (после совершённой третьего дня вечером с Макаровым, Зиной и Юрием прогулки к Приорату, где теперь экскурсионная станция и пятьдесят чистых кроватей, ожидающих прибытия каких-то студентов), что Макаров ожидал от меня каких-то докладов, лекций. Я уже не способен на это абсолютно. Как же мне «тогда оплачивать ему» за его благодеяния? И бывают же счастливцы (бывали прежде здесь!), знающие на практике, что такое независимость!

26 июля 1924 года

Сейчас займусь обещанной Макарову (ведь надо же чем-нибудь оплатить за все его несказанные любезности) статьёй о Ротари — по поводу моей атрибуции мастера виртуозной фигуры казачка в Арсенале (я думаю, этот казачок был слугой Гр. Гр. Орлова).

Я здесь превосходно отхожу с постели. Начинаю более толково распоряжаться своим временем, но отлучки в город, где идёт совсем другая жизнь, всё же разбивают настроение, и вполне втянуться в местную жизнь не удаётся.

После возвращения в Ленинград исследователь в марте 1932 года стал временным сотрудником «отдела планировки» Ленсовета. В 1933 году он получил задание написать «Очерк истории города Гатчины». Помимо этого он занимался описанием коллекций Академии Художеств. С 1934 года был принят на постоянную работу в сектор западно-европейского искусства Государственного Эрмитажа. Здесь его основные исследовательские интересы были связаны с мозаиками и изделиями из цветных камней, именно по этой теме он защитил кандидатскую, а позднее и докторскую диссертации.

Во время Великой Отечественной войны В. К. Макаров оставался в Ленинграде и пережил блокаду, работая в это время сначала консультантом Государственной инспекции по охране памятников искусства и старины, а позднее — заместителем председателя Государственной закупочной комиссии Управления по делам искусств. Основной задачей Макарова и его коллег было посещение коллекционеров, с которыми велись переговоры о закупках для пополнения музейных фондов и спасение из опустевших квартир предметов, имевших историческое и художественное значение. Так, В. К. Макаров вместе с Н. Т. Ягловой вынесли из разрушенного снарядом дома уникальную картотеку заведующего научной библиотекой Эрмитажа О. Э. Вольценбурга. После войны эти спасённые материалы стали основой для библиографического словаря художников народов СССР. Кроме того, Макаров консультировал своих коллег, хранивших эвакуированные музейные ценности в Исаакиевском соборе. Как писала М. А. Тихомирова, он «прекрасно знал все пригороды с их дворцовым имуществом и, имея огромный опыт в музейно-хранительской работе, оказывал нам немалую помощь своими советами».

Хотя Ленинград был окружён, сотрудники Управления по делам искусств готовились к тому времени, когда будут освобождены оккупированные территории. Макаров как специалист, прекрасно знающий коллекции и историю Гатчинского дворца, вместе с научными сотрудниками музея работал над материалами «для историко-художественного исследования Гатчинского дворца-музея и парка». Эта работа была заказана Государственной инспекцией по охране памятников искусства и старины и включала разделы, посвящённые разным периодам истории дворца и парка, каталог архитектурных сооружений, иконографические материалы с аннотациями, архивные выписки о Гатчине, подробную библиографию, список эвакуированных ценностей. Музейщики предполагали самое худшее: «В случае разрушения здания дворца, исключающего возможность его восстановления, [...] настоящая работа создаст фонд сведений, которые могут быть обработаны в виде монографии о Гатчине, исчерпывающей историю её возникновения, существования и гибели, подводящей итог этому крупному и своеобразному явлению в русской культуре».

Исследование так и не было закончено. Велось оно в тяжелейших условиях, один из авторов — И. К. Янченко — погибла во время обстрела, сам Макаров из-за дистрофии попал в 1942 году в больницу, но и там продолжал работать. В дневнике он отмечал уже написанные главы: «13 дек. 1942 г. Тусклый день. Написал введение к работе по „Гатчине“ для ГИОП. Включил в него характеристику Гатчины, кот[орую] даёт Бенуа в письме ко мне 1925 г. из Версаля. Думаю, что подойдёт»; «17 дек. Обязательно написать „Орл[овскую] Гатчину“, кот[орую] не написал вчера из-за холода в палате»; « 22 дек. 1942 г. „Орловская Гатчина“ весь день!»; «13 янв. 1943 г. Писал „Гатчину“ с большими подробностями о годах 1917-18». Пока шло освобождение Ленинградской области, Макаров внимательно следил за успехами армии: «На очереди — Пушкин и Гатчина», «наши подходят к Гатчине», «Гатчина окружается. Взят Воханово и пр. Дорога на Нарву от Гатчины», «26 янв. Гатчина освобождена от немцев. Бои за неё шли в самом городе. Город взят в ночь на сегодня». И, наконец, коротко: «Гатчинский дворец погиб. Павловский сгорел. Что тут можно сказать! Это больше слов».

В 1944 году В. К. Макаров принимал участие в комиссии, которая после освобождения пригородов Ленинграда от немецких захватчиков фиксировала ущерб, нанесённый историческим памятникам, и выступил с обращением о необходимости их восстановления.

С конца сороковых годов он долгое время был сотрудником отдела эстампов в Публичной библиотеке, где работал над каталогом гравюры петровского времени. Но Гатчина и Гатчинский дворец оставались «неугасимой привязанностью» и «его детищем», и в конце своей жизни он вновь вернулся к этой теме, начав в соавторстве с А. Н. Петровым книгу «Гатчина». Но закончить её исследователь не успел, в 1970 году В. К. Макарова не стало.

В некрологе, составленном бывшим сотрудником Гатчинского дворца-музея Г. В. Смирновым, отмечалось, что В. К. Макаров — «блестящий представитель старшего поколения учёных — наших учителей, вызывавший восхищение энциклопедичностью своих знаний по истории искусства разных стилей и эпох». Пожалуй, ещё больше скажет о ценности его работы то, что книга «Гатчина» выдержала уже два переиздания.

À PROPOS

Александра Николаевна Фарафонова — старший научный сотрудник Государственного музея-заповедника «Гатчина»

Документы:

1. Архив ГИОП, ф. 617/2, н-2981.

2. Отдел рукописей Российской национальной

библиотеки, ф. 1135 (Макаров В. К.).

3. Научный архив ГМЗ «Гатчина», д. 2466. Добровольская (Макарова) В.В. А.Н. Бенуа в Гатчине. Воспоминания.

4. Научный архив ГМЗ «Гатчина», д. 1-27. Журнал «Старая Гатчина».

5. Центральный государственный архив литературы и искусства, ф. 309, оп. 1, д. 21.

Литература:

1. Балаева С. Н. Записки хранителя Гатчинского дворца. 1924–1956. Дневники. Статьи. СПб.: Искусство России, 2005.

2. Бенуа А. Н. Дневник. 1918–1924. М.: Захаров, 2010.

3. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Кн. IV-V. М.: Наука, 1990.

4. Васильев А. Круг общения Александра Константиновича Глазунова в Гатчине. // Малоизвестные страницы истории Консерватории. Альманах. Вып. ХI. СПб., 2012.

5. Гафифуллин Р. Р. Комиссия Госфондов: («Внутренний экспорт» их пригородных дворцов-музеев, 1922–1934 гг.) // Павловские чтения. Павловск, 2003.

6. Гафифуллин Р. Р. Комиссия по учету и реализации Госфондов. 1924–1934. //Антик. Инфо. 2004.

7. Зинаида Серебрякова. Письма. Современники о художнице. / Авт.-сост. В. П. Князева. М.: Изобразительное искусство, 1987.

8. Зубов В. П. Страдные годы России. М.: Индрик, 2002.

9. Макаров В. К., Петров А. Н. Гатчина. СПб.: КАРО, 2014.

10. Некрасова Г. А. Размышления по поводу одной дарственной надписи. // Музыкальная академия, № 4, 2002.

11. Тихомирова М. А. Памятники. Люди. События. Л.: Художник РСФСР, 1984.