• Текст: Наталья Романова
  • N 74/88

Про писателей, издателей и книжную торговлю

Конечно, Пушкин не мог, получая пять тысяч жалованья в год, не торговать своими стихами. Из этой суммы только за съём квартиры на Мойке приходилось отдавать четыре триста.

Про писателей, издателей и книжную торговлю

Не меньше трудностей и у сегодняшнего петербургского поэта. Другой вопрос — живая заинтересованность стихотворцем современного книгоиздателя. Поэт XXI века назвал бы стихотворение «Разговором поэта с книгопродавцем», а не наоборот, как у Александра Сергеевича, опубликовавшего «Разговор» в качестве предисловия к «Евгению Онегину». Акценты сместились, и теперь любимчики муз сами блуждают по Невскому проспекту от «Книжной лавки писателей» до Дома книги с просьбой оценить их стихи как товар. И годы нынче не 1830-е, когда Смирдин на Невском, № 22, платил Пушкину по червонцу золотом за строку. Книгопродавцу Смирдину, который оплачивал даже точки, Белинский, кстати, дал чудную характеристику: «Он одобряет и ободряет юные и дряхлые таланты очаровательным звоном ходячей монеты». Правда, такая щедрость дорого обошлась: в итоге Смирдину пришлось продать свой дом на Лиговке и перевести книжную лавку в более скромное место у Казанского моста, а позже и вовсе закрыть.

Разумеется, Пушкин сам не верил своим словам, когда в письме к Казначееву называл поэзию лишь источником прибыли: «Ради бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача <...> оно просто моё ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание...». Лукавил. Но в целом... да, дошёл до сих размышлений по непростому пути от стихотворения «Муза». Хорошо, что небесные вдохновители не покидают гениев даже под раздражающий небесных существ грохот монет.

Сегодня продолжается погоня книгопродавца за поэтом, способным потратиться на издание своей книги. Эта меркантильность в квадрате, как видим, привела к появлению тонн графоманской стихопродукции, прорывающейся из всех щелей многочисленных издательств. Деловитый Некрасов, который после страшных дней в ночлежке на Васильевском острове смог подняться и сделать бизнес на литературе, и тот бы содрогнулся, узнав, что в будущем на Руси будет хорошо «поэту», заработавшему в кворке, сетевой бирже услуг, больше 180 тысяч рублей стишками на заказ...

Лирический герой Пушкина с упоением вспоминает время, когда он «хранил дары музы, а не торговал ими». Книгопродавец, как демон-искуситель, апеллирует к славе. И если в древнерусской литературе понятие славы было тесно связано с понятием чести, то в пушкинское время оно приближается к греху тщеславия. А нынче за свою «славу» поэты и сами готовы платить. Известный король графоманов граф Хвостов, который сам себя издавал, умножился на миллион современных клонов. Хвостов хвастал:

То за отборными гоняяся словами,
Покрою мысль мою густыми облаками.
Однако муз люблю на лире величать,
Люблю писать стихи и отдавать в печать!

Небольшое спасение для хороших современных поэтов от проблемы нерентабельности поэтических книг — публикации в толстых журналах, за которые и гонорар можно получить. Не все из самых известных потеряли свой литературный авторитет. А потерявших смешно изобразил Лермонтов в стихотворении «Журналист, читатель и писатель»:

И я скажу — нужна отвага,
Чтобы открыть... Хоть ваш журнал
(Он мне уж руки обломал):
Во-первых, серая бумага,
Она, быть может, и чиста;
Да как-то страшно без перчаток...
Читаешь — сотни опечаток!
Стихи — такая пустота...

В итоге пушкинский книгопродавец уговаривает поэта продать рукопись. И нет в таком решении чего-то постыдного, если книги оживляются во имя всеобщего блага, если издаются не стишки, а стихи, и не для убития времени читателя, а во имя высшей цели.

Музам червонцы не нужны, лишь поэтам из плоти. Доживём ли до дня, когда издатель будет мчаться по Невскому вслед за пиитом с тяжёлыми чемоданами гонораров? Впрочем, всегда можно что-то придумать. Издавать, к примеру, хорошие стихи за счёт издательств хотя бы миниатюрными книжицами с небольшим листажом, какие в пушкинскую пору продавались на Апрашке как горячие пирожки. Чтоб даже Акакий Акакиевич с жалованьем в 33 рубля мог их купить. Или писательскую лотерею распространить, или сделать из трёхсот процентов торговой наценки на книгу хотя бы стопроцентную...

Авось ещё и читатель, алчущий настоящей поэзии и не жалеющий на неё рублей, вдруг станет плодиться и размножаться.

Петербургская колыбельная

Тучи небесной накручены плойкой.
Город сегодня не спит.
Как и вчера, одевается Мойка
В крепкий кофейный гранит.

Ветер-кудряшкa смеётся и пляшет,
Туфли в Неве утопив.
Лечит пилюлями камешков кашель
Северный Финский залив.

Брызги фонтаном летят из Фонтанки
В гривы коней мостовых.
Ангел готовит им белую манку
В синих кастрюлях своих.

Алый кораблик идёт крепколобый —
В долгий отправился путь.
Эх, Петербург, ты хотя бы попробуй
Хоть ненадолго уснуть...

a propos

Наталья Николаевна Романова — журналист и медиаменеджер, кандидат филологических наук, член Союза писателей, поэт, автор стихотворения, опубликованного в конце статьи. На фото — книги на полке магазина старой книги на Литейном проспекте. Фотография Ирины Ивановой.

Оставить комментарий

Для того,чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо Зарегистрироваться или Войти в свою комнату читателя.

РекомендуемЗаголовок Рекомендуем