Что же связывало знаменитого генерала с губернской Пензой? Одни считали — «большое чувство». Другие — погоня за поэтическим вдохновением. А писатель Геннадий Серебряков, автор романа «Денис Давыдов», убеждён: «три года великой беды и великого, ни с чем не сравнимого счастья». Но главное — великолепный цикл лирических стихов, которыми поэт-партизан не только увековечил имя пензенской красавицы Евгении Золотарёвой, но и несказанно обогатил всю русскую литературу!
В Верхней Мазе
В конце 1820-х — начале 1830-х годов, устав от битв и службы царской, Денис Васильевич вместе с многочисленным своим семейством, женой и сыновьями, поселился в имении Верхняя Маза Симбирской губернии, в «деревне степной и удалённой от всего мыслящего». По праздникам наезжали соседи — и бравый гусар часами слушал их болтовню о «посевах сахарной свекловицы», «выгодности разведения мериносов» и «немудрёные деревенские сплетни». В будние дни спасала работа над военной прозой, псовая охота, переписка с друзьями —А. С. Пушкиным, П. А. Вяземским, В. А. Жуковским; поездки в Москву, Петербург, Саратов, Пензу…
«Был на ярмарке в Пензе»
В июле 1832 года Денис Васильевич сообщал князю Петру Андреевичу Вяземскому: «...был на ярмарке в Пензе. Ты знаешь, что… для меня ярмарка и трактиры — верх блаженства». Губернская Пенза в ту пору и впрямь славилась шумными, весёлыми, разгульными ярмарками. Петропавловская — с 16 июня по 1 июля, Никольская — с 1 по 15 декабря, Семиковская — на 7-й неделе после Пасхи… Они были приурочены, как правило, к большим религиозным праздникам. Чем здесь только не торговали! Шёлковыми, полушёлковыми, шерстяными и льняными тканями; железными и галантерейными изделиями; москательными и бакалейными товарами; фарфоровой, деревянной и стеклянной посудой. Продавали хлеб, рыбу, домашний скот. Из «заморских» деликатесов привозили чай, кофе, вина, миндаль…
Покупать приходилось лишь поутру: в остальное время дня ярмарка была местом всеобщих увеселений и свиданий. Меж лавками, лабазами, торговыми рядами в поисках новых знакомств и симпатий прогуливались разряженные девицы и услужливые кавалеры. Разноцветные вывески, звонкие песни, частушки, отовсюду звучащий смех — всё создавало атмосферу праздника. Здесь устраивались балаганы, карусели, качели. Приезжал цирк. В ярких и блестящих костюмах, сопровождаемые толпой зевак, артисты с дрессированными обезьянками и собачками, исполнявшими танец, триумфально шествовали на площадь. И шла потеха!..
«Здесь ежедневные балы…»
В другом письме к Петру Андреевичу из Пензы Денис Васильевич сообщал: «Здесь ежедневные балы, гастрономические обеды, вечера, катанья, благородные спектакли и концерты…» По свидетельству мемуариста, размах их был столь велик, что «подобного веселья… сроду Питер не видал». «На балы приглашались к семи часам» и открывались они «обыкновенно польским, затем следовал неизбежный экосез. Потом начинались кадрили с меном, вальс, матрадур, вальс-козак, галоп». Иногда танцевали мазурку… Оканчивалось всё веселым котильоном, и потом переходили к ужину», после чего шёл «гроссфатер» и «резвостям и беготне конца не было»: за первой парой «танцевавшие весело мчались через все открытые комнаты, не ограничивая себя одною большою залою».
Вообще, «образ жизни пензенских дворян имел великое сходство с тем, который вели тогда столичные дворяне. Городским забавам, сюрпризам, домашним спектаклям, маскарадам конца не было»!
«Вошла — как Психея»
В 1832 году на святочной неделе живший в Пензе соратник Дениса Давыдова по Отечественной войне 1812 года — добрый и образованный Дмитрий Алексеевич Бекетов — представил знаменитого певца-гусара своей 22-летней племяннице. Евгения Дмитриевна Золотарёва принадлежала к старинному дворянскому роду, состояла в дальнем родстве с А. С. Пушкиным. Впоследствии она, кстати, стала троюродной бабушкой Александра Блока. Барышня была образованная — окончила пансион, прекрасно музицировала, знала наизусть всего «Евгения Онегина». От дяди Д. А. Бекетова была наслышана о ратных подвигах «Дениса-храбреца» и даже зачитывалась его поэтическими опусами. Поначалу их отношения напоминали невинный флирт.
Вошла — как Психея, томна и стыдлива,
Как юная Пери, стройна и красива…
И шёпот восторга бежит по устам,
И крестятся ведьмы, и тошно чертям!
— написал ироничный Денис Давыдов в декабре 1833 года при появлении очаровательной Eugenie на бале в Дворянском собрании. А в письме к П. А. Вяземскому полушутя пояснил: «…как я, подобно тебе, не могу быть без юбки-вдохновительницы, то избрал для себя бывший твой предмет Золотарёву и, подобно тебе, веду её к бессмертию». Однако вскоре поэт осознал, что в ней «природа, не искусство, / Ум обольстительный с душевной простотой… / И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!». Он шлёт Евгении новинки литературы: роман Дюма, повесть Пушкина «Метель», — и ноты популярных в столицах романсов. Их встречи-расставанья обретают для него всё больший смысл:
Уходишь ты — и за тобою вслед
Стремится мысль, душа несётся,
И стынет кровь, и жизни нет!..
Но только что во мне твой шорох отзовётся,
Я жизни чувствую прилив, я вижу свет,
И возвращается душа, и сердце бьётся!
«Я вас люблю»
«…Я теперь в восторге поэтическом, — писал Денис Давыдов князю П. А. Вяземскому. — Без шуток, от меня так и брызжет стихами… З-ва как будто прорвала заглохший источник… Я, право, думал, что век сердце не встрепенётся и ни один стих из души не вырвется. З-ва всё поставила вверх дном: и сердце забилось, и стихи явились, и теперь даже текут ручьи любви…» А в письме Н. М. Языкову признавался: «Пенза — моя вдохновительница. Холм, на коем лежит этот город, есть мой Парнас с давнего времени; здесь я опять принялся за поэзию».
Переполнявшим душу вдохновением «певец-гусар» делился и с А. С. Пушкиным: «Знаешь ли, что струны сердца моего опять прозвучали. На днях я написал много стихов, так и брызгало ими. Я, право, думал, что рассудок во мне так разжирел, что вытеснил последнюю поэзию; не тут-то было, встрепенулась небесная…»
За три года упоительного восторга, счастья и любви Денис Давыдов посвятил Евгении Золотарёвой целый цикл из 18 «пиес», каждую из которых можно отнести к лучшим образцам русской любовной лирики. Среди них «Романс», «После разлуки», «Я Вас люблю»:
Я Вас люблю так, как любить Вас должно:
Наперекор судьбы и сплетней городских,
Наперекор, быть может, Вас самих,
Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.
Я Вас люблю не оттого, что Вы
Прекрасней всех, что стан Ваш негой дышит,
Уста роскошствуют и взор Востоком пышет,
Что Вы — поэзия от ног до головы!
Я Вас люблю без страха, опасенья
Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, —
Я мог бы Вас любить глухим, лишённым зренья…
Я Вас люблю затем, что это — Вы!
«Меринос собакой стал»
О любви знаменитого гусара и юной красавицы судачила вся Пенза. Меж тем роман их близился к печальной развязке. В 1835 году у Дениса Давыдова и его жены родилась дочь Юлия. А в 1836-м Иван Васильевич Сабуров, помещик, литератор, агроном, занимавшийся разведением элитной породы овец, — тоже, кстати, влюблённый в Золотарёву — под псевдонимом Мурзы Чета опубликовал язвительное сочинение «Четыре роберта жизни», где «не пощадил… пензенских жителей обоего пола», в том числе и влюблённого «партизана-подагрика», в котором все без труда узнали Дениса Давыдова. В Пензе поднялась «ужасная суматоха». Боясь скомпрометировать Евгению, взбешённый Давыдов ответил лишь «раскалённой эпиграммой»:
Меринос собакой стал —
Он нахальствует не к роже,
Он сейчас народ прохожий
Затолкал и забодал.
Сторож, что ж ты оплошал?
Подойди к барану прямо,
Подцепи его на крюк
И прижги ему курдюк
Раскалённой эпиграммой!
А Евгения Золотарёва дала согласие на брак с отставным офицером, участником Отечественной войны 1812 года Василием Осиповичем Мацневым.
«Но каплет кровь ещё из раны»
Уехав в Москву, Денис Давыдов сетовал в письме к Петру Вяземскому: «Итак, я оставил степи мои надолго… Однако не могу не обратить и мысли, и взгляды мои туда, где провёл я столько дней счастливых и где осталась вся моя поэзия!» А жене как бы между прочим сообщал: «Был у Золотарёвых. Евгения, кажется, замуж идёт за какого-то Мацнева, помещика орловского и пензенского…»
Пронзительно-щемящим чувством веет от стихотворения «Выздоровление» — последнем в цикле, вызванном головокружительным романом с пензенской красавицей:
Прошла борьба моих страстей,
Болезнь души моей мятежной...
Исчезло всё! — Покой желанный
У изголовия сидит…
Но каплет кровь ещё из раны,
И грудь усталая и ноет, и болит.
С тех пор из-под острого пера Дениса Давыдова не вышло ни одной поэтической строки. А через три года, в апреле 1839-го, его не стало. Чудом избежав смерти в десятках сражений, певец-гусар тихо умер от апоплексического удара на 55-м году жизни.
Увековечен
В мае 1984 года в Пензе, на улице Кирова, торжественно был открыт бронзовый бюст Дениса Давыдова. На четырёхгранном постаменте из розового гранита курсивом выполнена надпись: «Пенза — моя вдохновительница». Это пятый памятник знаменитому генералу в России и единственный, увековечивший его не в военном мундире, а в гражданской одежде. Через несколько лет территория, на которой располагалась скульптура, была передана Троицкому женскому монастырю и обнесена глухой стеной. По иронии судьбы певцу-гусару, поклоннику женской красоты Денису Давыдову пришлось три года провести в обители. В 2002-м по настоянию монахинь памятник был перенесён на Московскую улицу, в сквер возле дома № 72, где находится и поныне.
Автор поясного портрета — заслуженный художник Российской Федерации пензенский скульптор Владимир Георгиевич Курдов. Инициатором создания памятника стал легендарный Георг Васильевич Мясников, в 1961–1986 годах второй секретарь Пензенского обкома КПСС. В день открытия монумента он записал в дневнике: «Денис великолепен… с грустью в глазах от пережитой любви в Пензе…»
a propos
На обложке материала — здание бывшего Дворянского собрания (ныне Законодательное собрание Пензенской области), где, по преданию, состоялась встреча Дениса Давыдова и Евгении Золотарёвой. Фотография Лолиты Крыловой
