Михаил — коренной питерец: и по рождению, и по самой организации, самому строю своей артистической личности. Его образы проявляют себя из глубин составляющего их художественного материала и в абсолютном соответствии с основами и нюансами техники исполнения; возможности излюбленной им литографии раскрываются с энциклопедической полнотой и (тут же) с пристрастной многомерностью составителя антологий.
Мастерство Карасика диалогично. Его наследование традициям можно, наверное, обозначить парадоксальным девизом: «Вплотную отталкиваясь». Старинные европейские и восточные манускрипты, волларова livre d’artiste, русская футуристическая книга, пропагандистское советское искусство — все эти стилистики он воспринимает как пространство коммуникации, место рождения своего неповторимого письма. Чужие формы он не заимствует, а включает в собственную визуальную грамматику — прямое порождение жизненного опыта, модифицирует и преображает их значения.
Диалог с наследием — своего рода книга бытия авторского универсума Карасика и его матрицы — культуры. Так обнаруживается укоренённость художника в петербургском тексте искусства, которому присуща опосредованность творческой самостоятельности, авторского видения возвышением умного и образованного мастерства. Поэтому искусство Карасика рафинировано, от культурных ассоциаций и трансформаций ему никуда в Петербурге не деться — а когда Петербург становится внутренним пространством личности, то и культурная наполненность неотвратима.
Михаил Карасик по-петербургски дисциплинирован: при всей любви к импровизации, спонтанному жесту, в главном он подчиняет творчество нескольким нормам. Например, избегает тривиальных мотивов, но вместе с тем регулярно превращает обыденную вещь в образ или знак, наделяя последний функцией зачастую ироничного и всегда существенного послания («Сберегательная книжка», «Рукавица» и другие работы).
Сколь бы ни была художником развита система референций, все отсылки к опыту тысячелетий смыкаются в его собственном мире, населённом новооткрытыми смыслами, личными воспоминаниями, страхами, потаёнными надеждами. Из интимного рождаются исследования, забавы («Сортир»), прозрения («Книга бытия»).
Михаил Карасик отдаёт предпочтение предактуальному искусству перед мэйнстримом, обладает феноменальной интуицией, позволяющей безошибочно выбирать то, что вскоре взволнует признанных «арбитров изящества».