С самого начала, когда я только пришёл сюда, у меня были самые разные обязанности — сперва я был дворником, потом работал в реставрации, и уже с 1970‑го года стал работать в отделе истории русской культуры хранителем коллекции знамён. Эта работа в значительной степени определила вторую сферу моей деятельности, связанную с геральдикой, потому что заниматься историей знамён не зная геральдики — невозможно.
Впоследствии этот мой интерес постепенно превратился из прикладного во вполне серьёзное занятие — я защитил кандидатскую на геральдическую тему и организовал в Эрмитаже геральдический семинар. Так, шаг за шагом, я пришёл к тому, что в начале 1990‑х годов возглавил Геральдическую службу Российской Федерации и стал государственным герольдмейстером. Следует отметить, что в большой степени это было связано с определёнными семейными традициями — мой отец был историком и занимался военной историей. К тому же у него было одно увлечение, сохранившееся и для меня в качестве любимого хобби, которым, к сожалению, не всегда есть время заняться, — коллекционирование оловянных солдатиков. Для этого нужно знать, в какие мундиры их раскрашивать, какие у них должны быть знамёна. В этом отношении мои интересы, связанные с военной геральдикой, естественно, перешли от отца. Дед же был известным коллекционером экслибрисов, а поскольку значительная доля ранних русских экслибрисов была гербовой, то геральдическая тема тоже входила в его интересы. Дома у нас хранились книги по геральдике, изданные до революции, и существовал определённый круг знакомых, интересовавшихся геральдикой. Поэтому ещё с детства всё, что связано с геральдикой, легко вошло в память, стало интересно и в конце концов легло в основу моих уже более профессиональных занятий.
Сейчас я занимаюсь тем, что можно назвать практической геральдикой, то есть вопросами, связанными с ныне существующей геральдикой Российской Федерации. Это геральдика государственная, ведомственная, военная, территориальная, это большая работа Геральдического совета при Президенте РФ, который я возглавляю. Последняя связана с внесением в государственный геральдический регистр официальных символов, которые существуют на территории РФ, с проведением их экспертизы и так далее. Это та геральдика, которая нас окружает и которую мы иногда не замечаем, но если бы её не было, мы довольно быстро бы это почувствовали. Что касается символики государственных праздников, то тут иногда нам приходится корректировать те инициативы, которые проявляются, потому что бывает, что творческий процесс перехлёстывает через здравый смысл, исторические традиции, а иногда и через существующее законодательство.
О Литейной части
Моя семья — петербургская и связана с этим районом. Если мы возьмём справочники «Весь Петербург», то Вилинбаховых мы там найдём достаточно рано. В частности, на улице Фурштатской жили мой прадед и его сёстры. Одна из них была замужем за Спиридоновым и владела тем особняком, в котором сейчас находится Дом малютки. Мой дед и отец жили в доме, который называли военведовским, — он находится на углу Литейного проспекта и Шпалерной улицы. Там я родился и провёл первые 20 лет своей жизни. Поэтому часть Петербурга между Фонтанкой, Литейным, Невой и Невским для меня родная. Отец мой учился в 181-й школе, которая находится в Соляном переулке напротив училища Штиглица, моя тётушка училась в 192-й школе, находящейся во дворе ТЮЗа, я — в 196-й школе на Моховой. Последние два класса я учился на Чайковского в 188-й школе, напротив финского консульства.
В конце 1960‑х годов мои родители воспользовались возможностью переехать из коммуналки в отдельную кооперативную квартиру, которая находилась в Московском районе на проспекте Гагарина. Я переехал с ними. Бабушка с дедушкой продолжали жить на Литейном, а я к тому времени уже начал работать в Эрмитаже. Так что этот район всегда оставался местом, куда хотелось вернуться жить. Поэтому, когда появилась возможность покупать квартиры, мы, естественно, искали место именно здесь, но это было достаточно сложно, потому что варианты были либо слишком дорогие, либо неподходящие по месту. В момент, когда уже наступило ощущение безнадёжности, мой приятель, помогавший нам, предложил квартиру на Моховой, считавшуюся плохой по двум причинам: там не было лифта и вход был через подворотню во двор, где, как обычно, стояли бачки с мусором. Несмотря на это, мы всё-таки решили её посмотреть — цена была приемлемая, и вокруг всё напоминало о детстве. В результате мы её купили и оказались очень довольны, потому что это действительно было возвращение в свой район, на своё место в городе. Потом у меня родился сын, в доме набиралось всё больше книг, и мы с женой поняли, что жить становится тесновато. Тогда нам снова помог случай: наша знакомая, которая занималась квартирами, предложила один вариант — как принято говорить, «убитую» коммунальную квартиру на Гагаринской, дом № 3. Когда мы поднимались на 6-й этаж, она предупредила: «Вот сейчас мы войдём, только вы сразу не разворачивайтесь, не говорите, что вы не хотите это брать. Я вас подведу к одному месту, и после этого уже решайте». Договорились, поднялись в эту квартиру — она оказалась действительно жуткой. На тот момент квартира уже давно стояла пустой, и, может быть, это было и хорошо, потому что дух коммунальных квартир — достаточно тяжёлый для восприятия, и сложно представить, что ты когда-нибудь будешь здесь жить. Мы прошли по каким-то странным коридорам — всё было как-то непонятно перегорожено, — зашли в ванную комнату, я подошёл к окну, и передо мной предстал вид детства. Когда мы жили на Литейном, у нас тоже был верхний этаж и окна выходили на Неву — я видел реку, я видел Аврору, Нахимовское училище, Военно‑медицинскую академию… И тут было то же самое, только немного с другого ракурса. Естественно, я сразу после этого сказал: «Всё, берём!» Другого и быть не могло. И Моховая — это хорошо, а тут я ещё больше приблизился к тому месту, где родился и где провёл детство.
Сам дом примечателен тем, что он находится во дворе бывшего особняка Кушелева-Безбородко, который потом был куплен казной и в котором жила княгиня Юрьевская. В Петербурге его называли Малым мраморным дворцом, а сейчас в нём находится Европейский университет. Слева от входа в него есть подворотня, над которой висит номер дома, и если войти внутрь, пройти через длинный двор и зайти в следующий, то перед вами окажется шестиэтажный дом с абсолютно парадным неоклассическим фасадом. Не очень понятно, зачем могли такой фасад построить, потому что трудно представить, что дома перед ним будут когда-то сноситься. Здесь я и живу с женой. У нас есть собачка, а сын женился и живёт на Моховой. Вот так получилось, что вся семья снова живёт в своём родном районе.
